— Зву-ук!!! — завопили слушатели, я усилил звук — в телевизоре, разумеется — и вовремя: первый шар вывалился в лоток.
— Четырнадцать, — объявил диктор. — Парусный спорт.
— Есть, — сказала Танька: у нас с ней был такой номер.
Рыжий все еще стоял посреди комнаты, потом махнул рукой и пошел к дивану.
— Тридцать один, — объявил диктор. — Бокс.
Славик заверещал. Мы с Танькой тоже угадали, переглянулись и сползли с подоконника.
— По-моему, детки, у вас наклевывается нонсенс, — заметил Пашка, поглядывая на нас с любопытством. — Как это вы хорошо придумали — играть по одним цифрам…
— Тридцать пять, — продолжал диктор под беззаботно-дурацкий музыкальный фон. — Прыжки в воду.
Мы опять угадали. Буба загоготал и сказал, что с удовольствием встретится с нами в следующую субботу. Пока мы проиграли по бутылке вина, но в перспективе при таком стопроцентном угадывании…
Дальше все было похоже на сон или фильм: следующая цифра, семерка, у нас тоже была, мы угадали четыре из четырех, оставались две загаданные цифры: 21 и 44.
— Замри, — прошипела Танька. — Не дышите, козлы…
— Сорок четыре, — объявил диктор. — Фигурное катание!
Народ взревел: мы проиграли по ящику вина каждый. Такого здесь еще не бывало. Я взглянул на Таньку — она упала на колени перед экраном и раскинула руки, оставляя всех за спиной, — был еще шанс угадать шесть из шести и выйти сухими, но этого, по-моему, никто не хотел, даже я; шестой шар выкатился из барабана и покатился в лоток.
— Три, — сказал диктор.
Вокруг заорали, как на футболе, Танька ударила кулаком по телевизионной стойке, нас бросились качать и славить: мы угадали пять из шести и проиграли по ящику вина каждый. И потом, когда Пашка проверил свои записи, оказалось, что девочка Толи Сорокина тоже пролетела под шумок на бутылку вина. Такой добычи у Пашки не было никогда. Кто-то всучил мне стакан, Славик возбужденно шептал на ухо, что в прошлый раз он тоже здорово прокололся, и я никак не мог от него отклеиться. Наконец он побежал успокаивать Таньку, но Танька, бледная, зеленоглазая, отодвинула Славика и пошла на меня, прямо суперзвезда экрана. Мы выпили, поцеловались при всех — совсем головы потеряли, да и прочий народ слегка как бы съехал: ходил, орал, рожи у всех были ошеломленные и счастливые. Под шумок Танька прижалась ко мне и спросила:
— Ты не сердишься на меня?
Я удивился и помотал головой.
— Не сердись, — шепнула она. — Все будет замечательно.
Сомневаться не приходилось. Мы с Пашкой чокнулись, допивая остатки. Танька упорно твердила, что это были ее цифры и она все возьмет на себя, как будто меня действительно огорчал такой феноменальный проигрыш. Другое дело, что тут, как бы это сказать, была явлена непонятная, сверхъестественная связь между мной и этой злосчастной игрой — но и в этом не было ничего неприятного; я засмеялся, подумав об этом, попытался обнять Таньку, но она выскользнула и вскочила на стул.
