— Вот как, Сулибан? И никаких поучений, никаких игр словами чтобы позволить мне почувствовать себя героем?
Комиссар некоторое время молча смотрел на него, не реагируя на дерзость Джонаса.
— Эта война окончена. Вы выполнили приказ и заслужили отдых, даже от меня.
— И вы даже не скажете мне, что я стал мужчиной, комиссар?
Сулибан почти улыбнулся. Почти.
— Я видел многих офицеров, лейтенант, и видел, как иные из них становились мужчинами в сходных обстоятельствах, но вы стали мужчиной еще до того.
— Ваше здоровье, сэр, — Джонас еще раз выпил.
Сулибан, заложив руки за спину, смотрел на болотистый ландшафт.
— Радуйтесь, пока можете, лейтенант. Ваши способности мало что значат в великих замыслах Императора. Оружие. Оружие и тела, держащие его — вот главное в нашей битве за выживание. В этом бою важно то, что вы выжили, чтобы сражаться в другой раз, и вы будете сражаться.
Комиссар Сулибан четко отсалютовал — Джонас устало ответил на приветствие — и ушел.
Джонас допивал глис — последний на Галлене, насколько он знал, и, вполне возможно, последний в его жизни. Смакуя напиток, он наблюдал, как огонь лэнс-орудий обрушился на крепость с орбиты. Уже темнело, и первый пустотный щит зрелищно вспыхнул, отражая лазерные лучи. Щит разгорался ярче и ярче, пока внезапно не погас. Лучи били снова и снова. Рухнул следующий щит, потом следующий…
Джонас подумал о доме. «Какое там сейчас время года?» Парагон был так далеко, что ему теперь трудно было даже представить родной мир снова. Здесь было холодно, шел дождь, но у него был глис, и броня «Повелителя Бури» была теплой, а бомбардировщики флота устремлялись вниз с кораблей на орбите, чтобы окончательно подавить мятеж на Галлене.
Воистину, маленькие радости.
