У Джонаса было много преимуществ в жизни: своим высоким атлетическим телосложением он заметно превосходил своих подчиненных. Буквально на голову выше рядовых солдат, он обладал таким здоровьем, какого не могли иметь люди низкого происхождения в его мире. Он осознавал, что его долг перед подчиненными — быть лидером, в котором они нуждались, а это означало необходимость скрывать ужас, который он испытывал.
На фронте было тихо. Знамя, которое нес знаменосец Джонаса Бозарейн, развевалось на холодном ветру. Каналы вокс-связи молчали, где-то далеко в бесконечных болотах вокруг каркали местные летающие твари, словно ничего не происходило. Война здесь шла с омерзительной благопристойностью. Тот факт, что после взятия дворца мятежникам не будет пощады, никак не влиял на текущие события. Каждый день бомбардировка проводилась в одно и то же время. Каждый день солдаты Второй Группы Войск маршировали из лагеря к валам. Каждый день они выходили за бруствер и схватывались с врагом за метры болотистой земли. Потом обе стороны расходились, словно истощенные любовники, устало возвращаясь к своим позициям, и готовились повторить все то же самое на следующее утро.
Лазер ПКО громыхнул выстрелом. Его постоянный огонь отмечал время для обеих сторон. Каждые пятнадцать минут громадное оружие стреляло, и воздух разрывало рукотворным громом, его луч, пытавшийся попасть в корабли на орбите, оставлял на своем пути столб кипящего перегретого воздуха.
Джонас, открыв кобуру, взялся за рукоять лазерного пистолета. С оружия посыпалась засохшая грязь. Галлен был болотистым миром; здесь просто невозможно было надолго сохранить что-то в чистоте.
Выстрел лазера был сигналом к началу дневных боевых действий, и артиллерия Имперской Гвардии ответила огнем. Грохот десятков орудий, выстреливших одновременно, заставил лейтенанта вздрогнуть сильнее, чем от выстрела лазера.
— Будьте тверды, лейтенант. Если вы не можете воодушевить своих солдат, взгляните на них, чтобы воодушевиться самому.
Рука в перчатке, невероятно белой — и это на фронте, где грязь была повсюду — взяла Джонаса за плечо.
— Война и страх делают всех людей равными в глазах Императора. Братство есть дар Императора воинам, которые служат Ему.
Комиссар Сулибан говорил с Джонасом с неким оттенком сочувствия, хотя Джонас знал — при малейшем признаке трусости комиссар расстреляет его. Рвение Сулибана раздражало его, но вера комиссара просто не могла оставить равнодушным.
