Ц-41. Из записок разведчика | страница 2
— Гей за мной, хлопцы!
Оказалось, что письма Блохина хранятся у деда…
Совсем недавно Микола, его сын, во время пожара в одинокой лесной сторожке обнаружил оцинкованный патронный ящик. В нем и оказались эти записи.
— Берите, хлопцы, и храните, — проговорил дед, строго глядя нам в лицо. — Бачьте, який был вояка… Гарный!
Голос деда дрогнул.
— Царствие ему небесное! А дневники… Схема, вот она, бачьте, сами ищите, где похованы.
Мы поехали в Коломыю и по схеме без особого труда разыскали дневники.
Весь отпуск прошел за разбором рукописей.
Когда была прочитана последняя страница, мы решили опубликовать дневники, нарушив несколько хронологию записей.
Голос из камеры узника
Я схвачен!
Неужели гитлеровцы напали на след нашей ловушки?
Эх, и почему не уничтожили эту гадину Хламовского! Наверняка все это дело его рук…
А с жизнью расставаться все-таки жаль, жаль!
Милая Оленька! Ты помнишь, как мы встретились с тобой впервые?
Я как сейчас помню.
Большая школа, занятая под госпиталь, на Советской площади в Рязани… Я на костылях стою у стены и наблюдаю, как молоденькие девушки роют бомбоубежище…
И вдруг в нескольких шагах от меня прошла неземной красоты девушка. Будто из сказки. Это была ты… Вместе с подругой вы несли на носилках песок. Я просто онемел от восхищения. И уже в следующий момент готов был бросить костыли и бежать за тобой…
У меня захватило дух, когда я увидел тебя и назавтра. Но тебя окликали со всех сторон такие же, как и я, раненые, только побойчее на язык, а «ходячие» даже пытались завести знакомство.
Ты сама заговорила со мной! Помнишь, я уронил из рук спички, а нагнуться за ними не мог, и беспомощно топтался, скользя на разъезжающихся костылях. Ты заметила это, опустила на землю носилки и подошла ко мне. С этого все и началось…
Сейчас ты, милая, ждешь меня, надеешься. А я вот в беде…
Наш человек, который работает здесь, приносит мне бумагу, карандаш. Он рискует жизнью, подставляет голову под пулю. И от этого еще больнее. Но не писать я не могу.
Я часто, Оленька, говорю с тобой во сне и наяву. Только ты голоса моего не слышишь. Он тонет здесь, в этой проклятой камере.
Стоп, милая, шаги в коридоре. Наверное, опять на допрос…
Снова били и пытали, где партизанские бригады.
Конечно, молчал.
Но меня мучает не это, другое: как это все случилось?
…По заданию нашей разведки я пробрался в шпионскую ставку фон Эгарда и «выдал» им данные о партизанах. Разумеется, эти данные были устаревшими или такими, которые не представляли особого секрета. А вскоре фон Эгард поручил мне вернуться в отряды под видом бежавшего из лагерей советского военнопленного и установить связь с немецкими агентами. Разведцентр уже давно не получал от них никаких сведений.
