— Девку! — грубо крикнул Койгинт. — Слышишь ты, кобель?.. Чужую бродягу… Где ты ее прячешь, давай!
— На что она тебе? — вне себя кричал Ваттан; он наконец понял, что дело опять идет о жертвоприношении. — Людоед, ненасытное твое горло!
— Мы напоим ее кровью Авви! — Кричал Койгинт. — Отдай ее! Где ты ее прячешь?
— Отдай ее, отдай! — заревели люди Алют; вся толпа, кроме воинов, перешедших к кибитке, повторила этот крик. Мрачное озлобление черного шамана заразило всех, как ядовитая болезнь.
Ваттан схватил копье и хотел броситься на Койгинта, но флегматичный Ватент внезапно вышел вперед и отстранил его.
— Ты молчи, — сказал он спокойно и строго, — ибо я хозяин в этом жилище! Кого вы ищете, люди? — спросил он, обращаясь к толпе, — ту беглую, которая прискакала к нами на олене просить гостеприимства, как куропатка, испуганная ястребом?..
— Отдай ее! — ревела толпа. — Отдай добром!..
— Мы спросим у Раипа, — сказал Ватент, — он всех старше, он рассудит!
Раип, до сих пор сидевший безучастно, обвел глазами толпу, с легкой улыбкой остановил их на мгновение на черном шамане, злое лицо которого выдавалось безобразием даже среди всех этих полудиких фигур. Потом он перевел их в другую сторону, где во главе группы молодых людей молчаливо и грозно стоял Ваттан, не выпуская из рук копья.
— Чего многие люди хотят, — сказал он наконец торопливо, — то всегда хорошо. Но я помню, когда я еще не был женат, на такой же ярмарке пришла великая зараза, половина людей умерла у всех племен; тогда Кочен, богатый владелец, сам себя принес в жертву духам!
— Гу! — заревела толпа. — Отдай девку! разнесем шатры!
— Берите! — сказал Ватент, отступая от входа. — С вами мудрость и сила.
Двадцать человек бросились в палатку, но девочки нигде не находилось. Койгинт неутомимо шнырял из угла в угол, перебрасывал кучи рухляди, смотрел под полами внешнего и внутреннего шатра; Ваттувий стоял в дверях и смотрел на него горящими глазами.
— Берегись, — сказал он ему. — Солнце видит. За таким делом надо приходить ночью, при месяце, тайно от людей…
— Запрятали! — запальчиво крикнул Койгинт. — Разнесем все!
Он яростно схватился за огромную кожаную суму, лежавшую позади спального помещения и наполненную невыделанными шкурками.
— Воровать хочешь? — насмешливо сказал Ваттувий, — сырошкурник!
Соседи говорили про людей Алют, что они, встретив чужого оленя, сдирают с него живьем шкуру и надевают на себя, как рубаху. Но Койгинт не обратил внимания на насмешку, он почувствовал, что в одном конце сумы что-то мягкое и круглое перекатилось с места на место.
