— Слушайте, — сказал вождь, когда собрание было в полном составе. — Мы захватили в плен много быков и одну важенку… Быков съедим. А с важенкой что делать?
— Убить ее, чертовку! — кричали бабы, которые все-таки вернулись вместе с мужчинами, но, опасаясь вождя, теперь стали сзади, ибо у Мышеедов женщины большею частью принимали участие в совете.
— Слушайте, люди! — сказал Рынто, немного помолчав. — Я возьму ее себе… рабыней!
— Не надо рабынь! — кричали бабы. — Задушить чужую тварь!
— Если мне надо, — возразил Рынто вызывающим тоном, — то вам какое дело?
Мужчины тоже заворчали, Мышееды устраивали жизнь сообща, а браки заключались у них по добровольному взаимному согласию и не были крепки; владение пленницей было новым и неслыханным делом.
— Еще подростки есть! — напомнил приземистый воин с коричневым лицом, курчавой головой и прилюснутыми губами, похожими на негра или мулата. — Придем на тундру, там видно будет.
Рынто подумал с минуту.
— Ты, Каянто, ты, Петки, ты, Теуль, ты, Екуйгин, — он перечислил еще шесть или восемь имен, — придите сюда!
Названные один за другим вышли вперед и стали рядом с вождем. Это были самые выдающиеся воины, если судить по их росту и всему внешнему виду. Все они были друзьями Рынто, и теперь вместе с ними он чувствовал себя в состоянии противоборствовать толпе.
— Слушайте теперь вы! — сказал Рынто, обращаясь к своим товарищам. — Вот нас десяток. Этой рабыней давайте владеть вместе. Подростков возьмем тоже: будут пасти оленей, какие достанутся; будем с работниками, а ее станем иметь женой… отдельно от всех.
Толпа глухо роптала.
— Придем на тундру, там видно будет, — с угрозой повторил смуглолицый, — какие бывают отдельные жены!
Будущие совладельцы Рынто, однако, были довольны новым проектом. Для пущей осторожности они даже легли спать вместе с вождем. Рынто на ночь обвязал стан молодой девушки концом аркана, а другой конец обернул вокруг собственной ноги для предупреждения побега.
Другие Мышееды ушли к своим, кострам и улеглись, кто где мог, нередко прямо на снегу, бросив под голову связку хвороста или полено и укрываясь разной рухлядью и даже кровавыми шкурами, содранными с оленей, недавно убитых на еду.
Воины, сопровождавшие стадо Мами, погибли еще в лесу под ударами враждебных копий, но Чайвун отделался легче. Мышееды, пропустившие живыми молодых пастухов, были, вероятно, расположены даровать и ему временную пощаду, но, увидев гибель защитников стада, бедный пастух поднял такой громкий крик, что один из Мышеедов не удержался и бросил в него дротиком. Дротик был направлен в голову, но взял влево и прорезал Чайвуну своим иззубренным лезвием всю щеку. Лицо Чайвуна залилось кровью. Считая себя убитым, пастух упал на землю и лишился чувств. Даже голова его погрузилась в снег. Воин, нанесший удар, подобрал свой дротик и с уханьем побежал дальше, выпугивая стадо на простор. Другие тоже не обращали внимания на павших; им в конце концов было все равно, убиты ли они наповал ударом копья или погибнут через несколько часов от холода и истощения в пустынном лесу.
