Люди, живущие вокруг морской бухты Алют[20], как оленеводы, так и рыболовы, были бедны и отличались кровожадностью; они вели между собой постоянные кровавые счеты, подводя итоги посредством убийств, и грабежей; даже родственники и братья убивали друг друга, и если во время голода, мора или другого общественного бедствия им случалось захватить в плен кого-нибудь из врагов, они обыкновенно приносили его в жертву, на сторону заката, злым духам, причиняющим человеку вред.
После ночных потерь люди Алют стали говорить, что нужно принести в жертву Авви спасенных девочек племени Всадников, чтобы уничтожить все следы преступного побоища.
Девочка, бежавшая от резни на неоседланном олене, осталась на cтойбище Ваттанова отца, Ватента, но дикость ее не уменьшалась. Первую ночь она проспала на голой земле во внешнем шатре и ни за что не хотела войти под теплый спальный полог. Люди, окружавшие ее, по-видимому, смешивались в ее уме с Мышеедами, и, когда кто-либо из мужчин подходил к ней с расспросами, она вздрагивала, как пойманный зверек, и норовила дать тягу. Учиться языку оленеводов она не могла, ибо ее общение с людьми было чрезвычайно ничтожно: она пряталась даже от баб, предлагавших ей еду; но в обе бурные ночи люди, выходившие из полога, заметили, что она ползает по юрте, не страшась грохота метели, и отыскивает в снежном сугробе, наметенном сквозь дымовое отверстие, объедки и брошенные куски. Женщины стали на нее коситься, ибо жители пустынь вообще боялись безумцев и считали их слугами злых духов, и при условии кочевой жизни они требовали неудобных забот. Поэтому кровожадное предложение стойбища Алют с этой стороны не встретило особого неудовольствия. Однако Ваттувий решительно воспротивился. Быть может, в дикой природе обезумевшей девочки, в ее нелюдимом ужасе и странных ночных похождениях он чувствовал нечто родственное, или его злорадное сердце забавлялось при мысли о суеверном отвращении, которое уже успело возникнуть у женщин шатра по отношению к странной гостье. Как бы то ни было, Ваттувий сказал, что Авви явился ему во сне и объявил, что гнев его не прекратится, пока все стойбища не устроят торжественных бегов на Чагарском поле.
— Вы нечестивее Мышеедов, — сказал будто бы Авви, — ибо хотите убежать, украв мой праздник; но я не пущу вас отсюда, пока не отниму последнего упряжного быка. Тогда буду устраивать бега сам на своих подводных полях.
Все оленные люди тотчас же спохватились. Всем было известно пристрастие Авви к состязаниям, которое принесло ему владение Чагарским полем. Исстари велось, что оленные стойбища, сходящиеся на торг, устраивали перед уходом поочередно торжественный бег на оленях, с богатыми призами и жертвоприношением. Оленеводы были так пристрастны к этому роду игрищ, что съезжались на Чагарское поле больше для участия в скачках, чем для торговли. Но на этот раз дерзкое нападение, Мышеедов едва не привело их к нарушению обычая.
