— Да ладно, я же ничего плохого. Мне, просто, сначала, как я ее увидела, показалось, что она на цыганку похожа, а Зинаида Викторовна говорит, она еврейка. Но она любит гнать, у нее все евреи — и директор еврей, и Петр Эрнестович еврей. Я-то ей сразу не поверила, евреи ведь вообще не воевали — они во время войны в тылу прятались. Потом, ты и Петр Эрнестович на евреев не похожи.
«Вот дрянь, оказывается, эта профессорша Зинаида Викторовна, и язык у нее как помело чешет, — возмущенно подумал Сергей. — Зря я ей, заразе, сегодня мешки с мусором таскал».
Его невестка Злата Евгеньевна имела происхождение, во все времена доставлявшее ей неудобства. За два года до Октябрьской революции русский дворянин Евгений Волошин наплевал на все условности и женился на любимой девушке — дочери раввина. В тридцатые годы юную Злату из-за отцовского дворянства не сразу приняли в ВУЗ — ей пришлось пять лет оттрубить сиделкой в больнице, чтобы заработать себе трудовой стаж. В мединститут она поступила только за год до войны и доучивалась, уже вернувшись с фронта. Теперь, в середине шестидесятых, дворянство мало кого беспокоило, зато с годами в ее облике все явственней проступала материнская кровь. Прекрасное тонкое лицо, обрамленное черными с проседью волосами, порою вызывало двусмысленные усмешечки питерских юдофобов, полагавших, что у них «нюх» на евреев, а однажды в магазине подвыпивший нахал, пытавшийся пролезть без очереди, обозвал ее «жидовкой».
— Извини, пожалуйста, — холодно сказал он Лине, — но мне неприятно говорить на подобную тему, поговорим о другом.
— Ладно, — легко согласилась она, — тогда как ты насчет того, чтоб нам с тобой и завтра весь день побалдеть в постели, а? Нет, ну я, конечно, голодным тебя не оставлю — буду иногда выбегать на кухню, чтоб завтрак, обед и прочее. Задернем шторки, зажжем ночник, и чтоб даже на часы не смотреть — без времени, да? — молодая женщина легко коснулась пальчиком губ Сергея, и ее упругое тело вновь стало обжигающе горячим. Шаловливая ручка пробежала по его груди, скользнула ниже живота и начала нежно поглаживать.
— Что ж, давай, — расслабленно согласился он, а где-то в глубине сознания неожиданно мелькнуло сказанное приятелем: «… мужиками вертит во все стороны». Мелькнуло и тут же исчезло.
— Тогда подожди, я сейчас, — оторвавшись от него, Лина выскочила из-под одеяла, подбежала к висевшим на стене часам-ходикам и повернула их циферблатом к стене. Потом дернула за веревочку, и тяжелые портьеры сомкнулись, наглухо отсекая любовников от внешнего мира.
