— Вилэм, переведите мистеру Донцов…
— Я говорю по-английски, — сказал Иван Андреевич.
— Хорошо, очень хорошо… — И Ричель улыбнулся усталой и неожиданно приятной улыбкой. Он стоял против света, и Донцов мог рассмотреть седые, редкие, зачесанные назад волосы, прозрачные, почти белые, глаза с неуловимой, вспыхивающей и погасающей точкой в середине зрачка и мягкий, круглый, старушечий подбородок. Концы черного галстука высовывались из-под острых, торчащих углов старомодного отложного воротника. Мешковатый, двубортный пиджак висел, как на вешалке, и в костюме была небрежность, неаккуратность, причуда, ставшая привычкой.
— Не обращайте внимания на эти рисунки, — продолжал Артур Ричель, похлопывая Донцова по руке выше локтя. — У вас хорошие мускулы; только что у меня был Майльс, большой художник, великий мастер. В Европе и у нас он стоит очень дорого, вы видели его работы, не правда ли? — Они шли об руку, и Донцова удивлял звонкий, почти молодой голос старика.
Что это — юношеский жар, молодой задор, чудом сохранившийся у шестидесятилетнего старика, или искусственное, временное возбуждение?
Они вошли в столовую. Окна, вернее все стены, были совершенно закрыты тяжелыми, непроницаемыми для света драпировками, и одна люстра из черного металла бросала правильный световой круг на скатерть, серебро, хрусталь и цветы. Стол был круглый и очень большой, но были накрыты только три прибора.
— Сядьте рядом со мной, мы обойдемся без переводчика.
Только сейчас Донцов увидел, что в тени, за световым кругом, вдоль дубовой панели, стояли люди. Металлические пуговицы их фраков неподвижно блестели в темноте. Донцов молчал и следил за тем, как Ричель подносил к губам бокал с минеральной водой и как цепко охватывали стекло желтые, бескровные пальцы.
— Я люблю здоровых людей, здоровые люди хорошо работают. Кушайте, мистер Донцов. Не обращайте на меня внимания. У меня особый режим. Шестьдесят шесть лет, вы меня понимаете, мистер Донцов?..
— Я перебью вас, — сказал Иван Андреевич, смущаясь от того, что давно не говорил по-английски, — вы говорили о Майльсе, разве вы собираете картины?
— Нет, я не коллекционер. Но вы, конечно, слышали, что я купил марку «Франклин». Правду сказать, я профан в автомобильном деле, но мне кажется, это к лучшему. Я свежий человек. У меня нет предвзятости и устарелых навыков. К будущему году я совершенно реорганизую заводы. А в двадцать девятом году «Франклин» будет стоить дороже Пакарда и Ройса. Майльс предлагал мне свой проект раскраски кузова и колес. И, знаете ли, я убедился в том, что он мне не нужен. Художники мне не нужны, я буду учиться у природы.
