Олег расслабился, уже через минуту ощутил покалыванье... а потом, черт побери - боль. Волна страданий нарастала... ширилась и становилась бурной... острой... непереносимой... Словно под подошвами полыхнул вулкан!!!
Галина, видя, как скривилось у брата лицо, а его раскрывшихся голубых глазах, буквально заискрило, подбодрила:
- Все хорошо так и надо!
Гитлеровцы словно стая гиббонов галдели неподалёку. Один прошёл, шатаясь от порции спирта мимо, по-хамски зевая во всю щербатую пасть и бездельно щёлкая длинным бичом.
Ангелина на фрицев ноль внимания, одного даже толкнула... Тот от подобной наглости отступил и даже отвел пьяные зенки. Уж много наглой лихости у огнезарной дьяволицы!
Я не дам ей повода меня подколоть. Ни слова, ни крика! - Жестко и отчётливо произнес Олег, закрыл предательски слезящиеся глаза. Эти обеты: красным пером на чёрном пергаменте - повисли в нахлынувшем мраке. А ещё в нем откуда-то снизу поднимались языки пламени, и Олег, словно Жанна на эшафоте стоял в этом зареве и не мог пошевелиться.
Орлеанская дева, она ведь тоже умерла на костре инквизиции, без стона и криков. Сгорела плотью, обессмертив себя духом.
А выбери трусливо заключение, то может и сгинуло тогда бы её имя во тьме веков!
Для бессмертия пришлось умереть... Все равно, что тут его мужество может остаться без свидетелей. Кроме его самого и дай Бог, чтобы все девчонки выжили в плену.
Надо в первую очередь добиться уважения для самого себя, а потом и другие тебе скажут - ты Человек, настоящий советский человек и патриот!
Галина, конечно же, не врала брату: боль стала откатываться, под умелым натиском отступать, словно костер под ливнем гаснуть. Она не ушла совсем, но Олег все-таки, ощутив небольшое ободрение, рискнул сесть нормально.
Вот что значит, женские руки... Не даром в романах рыцари ради прекрасных дам совершают чудесные подвиги!
Ноги мальчики стали красно-багровыми, словно клешни сваренного рака. По обеим подошвам из множества порезов и ссадин сочилась алая кровь. Но мальчишка обрадовался красной жидкости, словно алкаш похмелке: раз идёт - значит, ноги спасены! Только бы больше никуда не гнали, хотя бы на время сна. Олег бессильно уронил, но затем усилием воли, поднял вдруг налившуюся свинцом голову.
Тут вдруг вспомнилось, об еде и пионер хрипло пробормотал:
- Может хоть пайку дадут тюремную!
Галина улыбнулась, кивнула, хлопнула Олега по разбитому плечу, произнесла с печалью в голосе:
