– Ничего не обидело.
– Вам в училище не объясняли, что на фронте вы должны будете выполнять приказы старших по званию? – сухо спросил Немировский.
– Объясняли…
– Так выполняйте, – приказал он. – Говорите, что случилось.
– Правда ничего не случилось, товарищ капитан! Просто я… Ну, просто мне стыдно, что я толстая! – выпалила она наконец.
– Что-о?! – Удивление его было таким сильным, что даже осунувшееся от усталости лицо озарилось этим чувством. – С чего вы взяли?
– Это же всем видно, – пробормотала Зина. – Вот и вы заметили…
– Я ничего такого не заметил, – пожал плечами он.
– Эфемерная – значит худая, я это слово знаю. А раз не эфемерная, то, значит, толстая.
Зина сквозь землю готова была провалиться от того, что такой разговор вообще затеялся. И далось же капитану выспрашивать! Она была уверена, что уже не переживает из-за своей похожести на лесной грибок-боровичок; так мама про нее говорила. Стыдно было бы переживать из-за такой ерунды, когда ты уже взрослая и уходишь на фронт. И вот пожалуйста, снова выплеснулось школьничество.
– Пусть это будет в вашей жизни самой большой бедой, – усмехнулся капитан.
Тогда Зина и увидела впервые его усмешку, да нет, не усмешку – улыбку. Она осветила его лицо лишь на мгновение, но так ярко, так необыкновенно, что у Зины занялось дыхание. Никогда она не видела, чтобы короткая улыбка преображала человека всего, до донышка.
Через мгновение лицо капитана стало прежним, непроницаемым.
– Вы откуда прибыли? – спросил он.
– Из Кирова, – ответила Зина. – В документах написано.
– И родились там?
– Родилась в деревне, в Оричевском районе. Родители в Киров перебрались, когда мне год исполнился.
– Видно, что корни у вас деревенские, – заметил он.
– Это плохо?
– Ничуть. Глядя на вас, я наконец понимаю, каким был Филипок. Читали, надеюсь, Толстого?
Детские рассказы Льва Толстого Зина, конечно, читала. И про акулу, и про сливовую косточку, и про маленького крестьянского мальчика Филипка, который вместе с большими ребятами пришел учиться в школу.
Она кивнула и подумала, глядя на капитана: «А вот он-то уж точно не деревенский. Из большого города, даже из самой Москвы, может».
Внешность у Немировского была такая, которую в книжках называют утонченной. То есть Зина лишь предполагала это, знать про утонченность наверняка она не могла, потому что наяву никогда ее не видела. И такого лица, как у него, не видела тоже, потому и связала с ним это слово.
Черты его лица были особенные: скулы точно скульптором вылеплены, и глаза, темно-зеленые, как лед на чистой реке, в точности повторяют их изгиб.
