— Где же, скажите на милость, вы так вывозились? — ахает она. — А с одеждой что стало! Что вы делали?
Эдди немного не по себе, он косится на меня в поисках поддержки.
— Может, вообразили, что нам опять по восемь лет? — предполагаю я с выражением полной невинности на лице.
Бет сурово сверлит меня глазами, но не выдерживает. Губы ее кривятся в подобии улыбки.
— Ну что, парочка грязнуль, не хотите переодеться перед обедом? — обращается она к нам.
После еды я звоню маме, узнать, как дела, и уточнить, когда они планируют у нас появиться.
— Как вы там? Как Бет? — спрашивает мама небрежным тоном, который мне очень хорошо знаком. Таким тоном, которым она всегда говорит о том, что ее волнует всерьез.
Я делаю паузу, пытаясь понять, далеко ли сестра.
— Она держится нормально. Настроение немного неровное, а так ничего.
— Она что-нибудь говорит? Что-то о доме?..
— Да нет, а что ты имеешь в виду?
— Нет-нет, ничего конкретного. Я так соскучилась, не терпится вас обеих увидеть, и Эдди, конечно. Он там не скучает?
— Шутишь? Он блаженствует! Мы и не видим его совсем — он целыми днями пропадает на улице. Мамуль, можно тебя кое о чем попросить?
— Ну конечно!
— Ты не могла бы поискать открытку с нашим фамильным древом? Помнишь, ту, что прислала Мэри? И захватить ее сюда?
— Хорошо, конечно, привезу, если найду. А зачем она тебе понадобилась?
— Я хочу проверить кое-что. Ты слышала когда-нибудь, что у Кэролайн был ребенок до замужества? До того, как она вышла за лорда Кэлкотта?
— Нет, ничего про это не знаю. И сомневаюсь, что это правда, она ведь вышла за него очень молодой. А с чего это тебя вдруг заинтересовало?
— Просто нашла одну фотографию, я тебе покажу, когда приедешь.
— А… ну хорошо. Хотя, знаешь, лучше по всем вопросам семейной истории обращаться к Мэри. Она тогда так подробно во всем этом копалась…
— Это правда. Ну ладно, пойду-ка я займусь разборкой. Скоро увидимся.
Я не могу звонить тете Мэри — матери Генри. Не могу говорить с ней по телефону. Это невыносимо, у меня возникает странное чувство, будто воздух в легких превратился в камень. На похоронах Мередит, к своему стыду, я от нее пряталась. Я в буквальном смысле спряталась от нее за огромным букетом лилий.
Перед сном я раскладываю на коленях содержимое бювара Кэролайн и прочитываю еще несколько писем от Мередит. Самые ранние написаны из колледжа, где она училась. В них говорится о суровой классной даме и уроках хороших манер, о порядках в дортуаре, о поездках в город за покупками. Потом начинаются одинокие письма из Суррея. Перебирая их, я обнаруживаю в боковом кармашке конверт, надписанный совсем другим почерком. Бумага внутри шуршит, как сухие листья, я вынимаю ее и разворачиваю как можно осторожнее. Всего одна страничка, на которой лишь несколько строк. Буквы куда крупнее, чем у Мередит, выведены с решительным нажимом, который, как мне кажется, говорит о властности писавшего. Письмо датировано пятнадцатым марта 1905 года.
