— Если это заставило бы тебя проводить время, как пристало мужчине, а не вздыхать и стонать от любви, было бы совсем неплохо.
— Нет, я не согласен с тобой. Любовь — это все, она дороже всего на свете. Настанет такой день, когда ты поймешь, что я прав.
— Неужели? — съязвил Саймон.
Алан вздохнул.
— Саймон, что у тебя вместо сердца? Не глыбу ли гранита носишь ты в своей груди? Никто для тебя ничего не значит. И я тоже? И милорд? Ты никого из нас не любишь?
Саймон отложил в сторону лук и занялся стрелой.
— Ты похож на хныкающего младенца, Алан, — упрекнул он своего друга. — Чем бы ты хотел быть еще, кроме того, кто ты уже есть?
Алан протестующе простер к Саймону обе руки.
— Это не то, чем бы я хотел быть для тебя! — воскликнул он. — Я отдал тебе мою дружбу, а что взамен дал ты мне? Есть ли у тебя хоть искра дружеских чувств ко мне, Саймон?
Саймон между тем отобрал еще одну стрелу и, почти с нежностью проведя рукой по ее широкому оперению, задумался, глядя на Алана, отчего тот вскочил на ноги, и кровь бросилась ему в голову.
— Для тебя эта стрела дороже, чем я!
— Чепуха, — невозмутимо ответил Саймон. — Как расскажу я тебе о том, что чувствую, когда я сам себя не знаю?
— Мог бы ты сегодня покинуть Монтлис без всяких сожалений? — непременно хотел знать Алан.
— Нет, — сказал Саймон, — но однажды я сделаю это. Я в долгу за то, что нахожусь здесь, потому что за несколько лет научился многому, что необходимо мужчине. И я здесь счастлив, если тебе это угодно знать. Между тобой и мной установилась дружба, а между милордом и мной — согласие. И давай покончим с этой глупой болтовней.
Алан снова сел и обратился к своей арфе. На сей раз струны ее зазвенели резко и нестройно.
— Ты какой-то странный, Саймон, и холодный. Сам удивляюсь, отчего это я так к тебе привязан.
— Оттого, что ты слабохарактерный, — отрезал Саймон, — и оттого, что всякие нежности доставляют тебе удовольствие.
— Может быть, — пожал плечами Алан. — Ты-то во всяком случае не слабохарактерный.
— Нет, — спокойно сказал Саймон. — Я не слабохарактерный и никакой я не странный. Смотри, Алан, если сумеешь, натяни эту тетиву.
Алан вскользь взглянул на лук:
— Знаю, что не сумею.
— Мог бы сначала попробовать. Тебе ведь хотелось бы заслужить одобрение своего отца?
— Отнюдь нет. Я вовсе не собираюсь заслуживать его одобрение. Я не создан для таких утомительных забав. Скорее это ты должен попытаться заслужить его похвалу, потому что ты из тех, кого он любит.
