– Боже милостивый? – воскликнул Чонси.
Эти люди выглядели точно так же, как террористы в еженедельных новостных журналах.
Он сначала даже подумал, что это случайность, что его похитили как капиталистического поработителя и держали в Монголии, или скажем в Лихтенштейне и его выбрали из списка пятидесяти семи политических заключенных. Но потом он услышал странный звук позади и понял, что Дортмундер или Тини выпустил свой уголок полотна, что позволило картине снова принять форму рулона. Он сразу догадался обо всем.
– О, нет, – произнес он, скорее даже выдохнул эти слова, – нет.
Да.
– Мы заберем ее, – сказал главный и перевел дуло пулемета с Чонси на Дортмундера позади него.
Затем он направил пистолет к двум другим партнерам Дортмундера, который замерли над кейсом с пачками денег в руках. Их лица выражали истинное удивление, которое возможно при других обстоятельствах выглядело бы даже комичным.
– И это тоже… – произнес с явным удовольствием главный.
– Ты сукин сын, – выругался Дортмундер и его голос был похож на звериное рычание.
– Дортмундер, – остановил его Чонси, предостерегая.
«Жизнь – это лучше, чем смерть» звучало в его голосе. Проиграно сражение, но не вся война. Все эти выражения, высказываемые на протяжении веков, были резюмированы в тоне Чонси, когда он произнес имя Дортмундера. Дортмундер, который до этого слегка привстал на носках, сжимал кулаки, напрягал плечи, теперь медленно успокаивался и снова стал крепко на ноги.
Все двигались с профессиональной уверенностью и скоростью. По приказу главаря Тини, который держал скрученный холст, засунул его в тубу и отдал мужчине слева. Кейс был снова заполнен деньгами, закрыт и отдан мужчине справа. Те двое попятились из комнаты, оставляя лидера возле двери.
– Мы будем наблюдать за этой дверью десять минут, – предостерег он. – Проверьте свои часы. Кто выйдет слишком рано – получит пулю, – и вышел.
Лестница была покрыта ковром, поэтому люди, которые остались в комнате не могли услышать удаляющихся шагов трио или узнать, когда они ушли, или сколько их еще оставалось. Чонси просто стоял, пялясь на пустой дверной проем, и осознание факта того, что картина и деньги так и не вернулись домой, пришло только с появлением Дортмундера перед ним:
– Кому ты сказал?
– Что? Что?
– Кому ты рассказал?
Рассказал? Сказал кому-то сегодня вечером о страховом мошенничестве, об обмене картины на деньги? Но, он ни с кем не разговаривал об этом.
