Антарктида | страница 2
В принципе, автор достаточно космополитичен. Он много путешествовал, жил в США, в Европе, в том числе и в Москве, где переводчик и познакомился с будущей звездой латиноамериканской литературы. Виллагра неплохо знает русскую литературу, читает ее в оригинале. Данный перевод делался при его активном участии и является, в сущности, авторским вариантом повести.
Кстати, даже с учетом европейской составляющей пестрого культурного бэкграунда Виллагры русскому читателю следует учитывать еще одну особенность, которая вносит дополнительный колорит в фантасмагорический калейдоскоп «Антарктиды». Оставив в стороне традиционную специфику южноамериканских рассуждений о добре и зле, замечу лишь, что даже понятия Юг и Север для чилийца значат совсем не то, что для нас с вами. Впрочем, вряд ли все это столь важно. Ведь дело касается другого полушария Земли, но не мозга. Кто-то должен быть крайним. Если не Север, то Юг.
Леонид Ситник
P.S. И еще один момент… В принципе, я вполне мог бы и вовсе не упоминать о нем, поскольку, в отличие от автора, не считаю его таким уж важным с точки зрения качеств этой книги. Но раз уж автор настолько озаботился этим обстоятельством, что пожелал его скрыть, то, наверное, оно достойно упоминания, тем более что и сам автор вовсе не стремился, во всяком случае — в России, окружать свою личность завесой непроницаемой тайны, а сделал это, скорее, ради шутки, в рамках литературной игры, которой и является, по сути, любая книга, и если автор скрыл этот факт, то лишь потому, что и сам считает его не имеющим никакого значения, а в такой стране, как Чили, сделать это обстоятельство не имеющим никакого значения для восприятия собственно книги можно, лишь вывернув его наизнанку, благо двойное и двойственное имя позволяло сделать это без лишних ухищрений, простым умолчанием. Дело в том, что наш жесткоперый автор на самом деле — милая женщина.
Я не готов прямо сейчас пускаться в длинные рассуждения о мужском и женском началах в творчестве, которые, в целом, не имеют никакого отношения к полу, но эмоциональная сторона этой книги, при всей своей физиологической выпуклости, мягко скажем, не довлеет над ее интеллектуальной составляющей, как это принято считать в отношении женской литературы, и если и говорить о какой-то особенной непосредственности автора, то лишь в том смысле, что его не назовешь посредственным. Впрочем, если кому-то понадобится подходящий повод для того, чтобы списать на него некоторую странность этой книги, то предлагаю воспользоваться именно этим моментом. Пусть этот роман будет женским.