— Но за сено платить надо. Да и пруд чистить — непростое дело. Федя может и до снега задержаться. А мы без коровы помрём.
— Ах, сынок, Бог милостив!
Приезжала Дундуся: сама за кучера, в одной руке вожжи, в другой — ребёнок, завёрнутый в пелёнки. Федя оставил ей молодую, не имеющую пары лошадку и лёгкую двуколку. Ребята с интересом рассматривали сестриного ребёночка — своего племянника. Очень смешно было, что они теперь — дядья!
— Вылитый Федя Калабухов, — сказал Шурка, — мордастенький.
— Ну, я тоже не шкилет, — заметила Дуся. — Мам, а как тебе внучок — нравится?
— Был бы здоровенький, — ответила мать.
Дуся ходила по запущенному дому, по заросшему лебедой двору и потом, уже в комнате, подозвав к себе мать и ребят, долго не могла начать разговор, с которым приехала. Убедившись, надо полагать, в том, что быть деликатной выше её сил, взорвалась:
— Вы тут, как я вижу, по самые уши заср…! Нешто можно до такого доводить?
— А что, Дусенька, — не замечая её грубости, отозвалась мать, — трудно нам… Но, слава Богу, живы же!
— Эх, мам, сказала бы я, да ты не поймёшь. Я тоже с робёночком на руках. И Феди уже месяц нету. И корова на мне, и хозяйство.
— Не получается у меня, — с виноватой улыбкой мать развела руками.
— Ладно, не будем. Я с дядей Матвеем советовалась. Решили тебе помочь. Он согласен взять к себе Шурку, а я заберу Сергея. С одной Таськой ты уж как-нибудь в доме управишься. Не помрёшь. Как говорят: дома и солома едома.
— Я чаво… — словно под непосильной ношей согнулась мать. — Я ничаво. Как ребяты. Пусть решают, как лучше.
— А фигу ей с маслом! — заявил Шурка. — Ты сама, Дундуся, давно большая стала? Ишь чего надумала! Мы с Сергеем вместе, нас двое. Не надо нас по одному считать. Да и не согласный я прислуживать тёте Фросе — лучше к чужим пойду в работники.
— Не дразнись, дурак! — сказала Дуся. В один миг она из самостоятельной хозяйки, рассудительной матери превратилась в ту самую Дундусю, сравнялась с братьями. — Что вы вместе — так это до поры. Придёт время — хошь не хошь, а разбежаться придётся. Вот насчёт тёти Фроси — может, ты и прав. Только куда же деваться?
— Пока живём, — примирительно сказала мать, — а там видно будет.
— Ну-ну… — поднялась Дуся, — и чего это я, дурочка, влезаю в ваши дела? У меня и своих хватает. Живите, как знаете.
Она энергично завернула в платок своего младенца, который всё это время лежал на лавке мордашкой вверх и пытался дрыгать ножками. Положила его на одну руку и пошла. Но с порога вернулась, поцеловала мать. И ещё что-то удерживало Дусю.
