Да лихое было время, что говорить...
Помню случай, из Кирова приехали работяги продавать лес. Поселились в гостинице, на территории... там у нас есть такой Старый Городок.
Продали этот лес, и с деньгами вырученными должны были на следующий день уезжать. И, видно, кто-то навёл на них. А жили на первом этаже. Ночью человек пять или шесть туда залезли, в масках, с оружием, стали их грабить. А мужики оказались здоровые. Маски эти все с них посрывали, — ну и у них у самих тоже там оказалось: у кого ружьё, у кого ещё что-то...
Короче говоря, всех скорая привезла — и грабителей, и пострадавших. Тринадцать или пятнадцать человек в общей сложности.
Вот это было шоу! Сидят все вместе в перевязочной — и милиция тут, и мы в присутствии милиции оказываем помощь... Вот это надо было снимать! «Вот этот! — один кричит, показывает на другого. — Вот этот в меня стрелял!» Тот: «Да ла-адно...» «Что ладно тебе?! Что ладно?» «Да ладно, сиди...»
«Ты, — говорит, — сам сейчас у меня посидишь!»
(А здоровые мужики-то — и те, и эти.) «Ты сейчас, — говорит, — посидишь у меня! Я тебе... подожди, меня перевяжут, мы сейчас с тобой выясним...» Милиция им обоим: «Всё, хватит! Выяснили уже!» Смешно было.
Но, конечно, только со стороны...
V.
Норма жизни
— Помнишь немцев, — обратился к жене Дмитрий Всеволодович, — немцев в Тае? Мы с Анной Вадимовной, — пояснил он Лёле и Фёдору, — позапрошлой зимой ездили в Тайланд, на остров Самуй. И соседи у нас были немцы. У них было любимое развлечение. Они садились с утра — все толстые, красные, плюс тридцать два на дворе, — открывали газету, какой-нибудь «цайтунг», всегда на последней странице, и страшно ржали. Мы думали, там анекдоты какие-то, немецкий юмор... Выяснилось, они читали прогноз погоды! «Франкфурт — минус пять!» И все: «Га-га-га!» А кругом пальмы, море, кокосы, плюс тридцать два... «Гамбург — минус одиннадцать»! «Га-га-га!!» И вот каждое утро так развлекались...
— К чему ты вспомнил? — спросила Анна.
— Ну как же: послушаешь этих ваших... свободных нарраторов — и понятно, почему все, начиная с Гоголя, как-то больше в Монтрё тянулись... предаться думам о родине. В Рим, в Женеву... И мы с вами тоже — видите, в Бернерском Юберлянде
>15исследуем тайну русской души. И — правильно, я считаю! Здесь это ещё можно хоть как-нибудь выносить. Дома послушаешь — сразу ложись и помирай. Да и слушать не станешь.
Вот рассказывает человек: двадцать две операции за ночь, «везут и везут»... Что же это такое, товарищи? Это война! Это линия фронта! Насилие — повсеместное, безостановочное — и самое главное, абсолютно привычное! Самое красноречивое — не когда возмущаются (этот врач, он хоть обращает внимание, хоть пытается отрефлексиро-вать). Самое красноречивое — когда насилие просто становится элементом пейзажа, о нём говорят без эмоций, впроброс — как само собой разумеется: и ведь в каждом рассказе! Вы вспомните — Лёля, вспомните! Фёдор, вспомните, буквально в каждом: эта «баба с компотом» идёт — вон у неё соседка сидит, вон другая соседка — муж зарубил топором... Обычное дело: подумаешь, топором. Фигня какая. Бабулька, которая всем понравилась, которая «не судьба»: она говорит, «в деревне коловики»...
