Так вот, был как раз август тысяча девятьсот девяносто первого года.
С вечера ещё, когда заступил на дежурство, девчонки мне говорят: чего-то творилось днём непонятное. (А у нас рядом военный аэродром.) Говорят: каждые две-три минуты на аэродром садится грузовой ил-семьдесят шестой. Две-три минуты проходят — ещё садится...
Но мне было не до того: у меня девочку привезли, очень тяжёлая была травма... и, в общем, эта девочка оказалась нежизнеспособна. То есть произошёл летальный исход. Мы её закрыли простынкой, и вот так у неё рука свисла. Я подхожу — и вдруг она пальцем мне: раз... раз... манит.
Как бы: «Иди сюда». Думаю: «Ну ничего себе!..» И все тоже, естественно, испугались.
А это, оказывается, бывают уже такие посмертные сокращения, когда отдельно сгибаются на руках пальцы. Гиперактивность отдельных нервных клеток в умирающем организме...
И вот этой же ночью мы просыпаемся от сильного гула: чувствуется, что много-много техники идёт, и много света. Вышли мы... а больничка стояла как раз на дороге, там есть такая деревня Шарапово, и в сторону туда военный аэродром. И по этой дороге — танки, танки... Бэтээры, бэтээры... Всё дрожит. Свет яркий — ночью... Я говорю (мы вышли с заведующим нашим) — я говорю ему: «Лёнь, что это? Война?» Он: «Не знаю...»
И прямо с тех пор и поехало. Революции, путчи, расстрел Белого дома, беспредел весь бандитский... Ну такой беспредел — просто!.. Практически каждый день привозили — кого подрезали, кого расстреляли: из ружья, из гладкоствольного оружия очень много было ранений...
Наркоманов везли: дежуришь — привозят, ещё привозят... Очень много везли поездной травмы...
Тех, кто попал под поезд?
Ну да. С Минского везли шоссе, с Можайского: очень много было аварий. Ранения...
У нас совмещал один врач, реаниматолог-анестезиолог. Однажды у него было двадцать две операции за ночь. На двадцать третьей операции ему стало плохо...
Двадцать две операции — за одну ночь?!
Только за одну ночь, да. Аппендицит, ущемлённая грыжа, желудочное кровотечение, ножевые ранения, разрыв селезёнки, разрыв печени, в сердце ранение было...
А есть какая-нибудь, я не знаю, техника безопасности? Ограничения?
Ну а как, какие ограничения, если везут этих больных?
Я помню, тоже всю ночь оперировал-оперировал — и утром надо было сдавать дежурство. Вхожу, сидит профессор — и надо ему докладывать: поступил такой-то больной с таким-то диагнозом, сделано то-то и то-то... И так про каждого больного. И на вопросы, которые профессор задаёт — надо на все эти вопросы ответить. Помню, зашёл в эту залу, у меня во-от такие две пачки историй... Сидит профессор — а у меня просто сил нету. Я хлоп эти пачки перед ним, говорю: «Вот здесь поступившие, а это вот наблюдающиеся... всё!» Все посмотрели на меня... «Ну ладно, идите...»
