— Да, вы знаете, я обратил внимание, что очень часто из всей судьбы запоминается одна маленькая деталь, совершенно случайная! Даже если рассказывают о самых близких — о матери, об отце — бывает, что вспоминают одну-единствен-ную фразу, самую незначительную, деталь одежды...
— Всё так, — нетерпеливо кивнула Анна, — но я не про случайность сейчас говорю, а про закономерность.
Танцуем от функции: мучик — добытчик. В более развитом обществе — пахарь, работник. Функция — обеспечить семью. Вот мой собственный прадед. Он был зажиточный человек, держал шесть коров, лошадей. К нему пришли раскулачивать. Две коровы — уже считалось кулак. Он был умный человек, и чтобы спасти семью, всё отдал. Потом лёг у себя на крылечке, несколько дней полежал — и умер...
— Я расшифровывал две такие истории, идентичные! — привстал Федя. — Разница только в том, что не на крыльце, а, допустим, на печке — но тоже скоропостижно умер здоровый мужчина...
— Этих историй, я думаю — по всей стране. Дело не в лошадях, не в корове. Человек — мучик — всю жизнь работает, добывает — в этом его функция, смысл. У него отбирают смысл — значит, жить больше незачем, он умирает. Зато сын его уже знает: работать не надо, потому что в один день всё отнимут. Семью содержать ты не можешь. И защитить ты не можешь: в один день тебя могут сослать, посадить, сделать с тобой и с твоей семьёй что угодно, и ничего не докажешь. Мужская функция отмирает в России. Россия — страна без мужчин. Россия — страна-женщина...
— Во-во, страшная такая, с мечом! — крикнул Белявский.
— Жечки корячатся — мы же слышали: кирпичи кладут, «МАЗы» водят... Где тогда остаётся смысл жизни для мучика? Ради чего он живёт?
— Да... — задумчиво согласился Федя, — женщина, она реализует смысл, уже рожая детей...
— Куда мучику девать гормоны? — вела свою линию Анна. — Гормоны-то у него ещё не отняли: что ему остаётся? Одно только: экстравагантный прыжок!
— А знаете, что такое «экстравагантный»? — Дмитрий Всеволодович не вытерпел прозябания в тени. — Знаете этимологию? Я большой любитель этимологии...
— Да, я тоже! — обрадовался Федя.
Он был так доволен, что наконец нашёл собеседников; что по-русски ведётся умный и содержательный разговор; что он, Фёдор, высказывает свои умные, сложные мысли, а старшие его внимательно слушают и одобряют, — всё это привело его в настолько восторженное состояние, что он совершенно забыл, как угнетающе на него подействовали предыдущие речи Белявского.
