— С водки! — снова встрял Дмитрий Всеволодович.
— Начинается интервью с того, — невозмутимо продолжила Анна, — с того, что мучик задаёт тему...
— Мученик? — снова не понял Федя.
— «Мучик» — это мужчина, — перевёл Белявский. — На Анином языке. «Жёчка» — женщина. Анна Вадимовна у нас крупный специалист по тендерным отношениям...
— Про жену, про детей, про работу — ни слова. Лошадь споткнулась — в
восемьдесят восьмомгоду! Вы уже родились тогда, Федя? Из всей своей жизни он выбирает один-единственный эпизод. Почему?
Фёдор задумался.
— Знаете... Когда расшифровываешь, делается заметно, что женщины говорят дольше... И более плавно: вот она родилась, детство, юность... последовательно. А мужчины — обычно отрывисто...
— Очень точное слово: отрывок. Отрезок. Точное наблюдение, — похвалила Анна. — А почему так получается, что жечки — плавно, а мучики — отрывисто? Лёля, скажете нам что-нибудь?
Лёля не шевельнулась.
— Я... — Федя потёр лоб, — я не думал об этом...
— Очень просто: разные функции. Всегда танцуйте от функции. Жечка кто? Хранительница очага. Очаг надо хранить постоянно, всё время. Отсюда — жечка реализуется во временной непрерывности, в протяжённости. Она рассказывает по порядку, занудно: родился — вырос — женился — развёлся... Но, в сущности, сами события — второстепенны. Для жечки главное — что течение жизни не прерывается... А для мучика? — («Какая умная! — подумал Федя. — И ведь, пожалуй, умнее мужа...») — Какая у мучика функция? Кто он такой? Он добытчик. Он выследил мамонта, бросился — и либо мамонт его, либо он мамонта. Короткий отрезок, вы правы, Федя: отрывок. Схватка. Всё, что происходило до схватки, в этот момент отменяется — «родился, женился»... важно одно: кто кого? Кто кого сейчас? Важен кратчайший отрывок, точка во времени. И, допустим, победа! Вернулся с победой. С добычей. Рога какие-нибудь повесил гордиться... бивни... Что там ему подарили?.. Этому прыгуну?
— Гуся... — отозвался Федя, буквально смотря Анне в рот. У Анны были узкие губы и небольшие, ровненькие белые зубки. Особенно характерными были клычки, может быть недоразвившиеся: очень маленькие и остренькие, треугольные. Эти неправильные клычки придавали ей очарование.
— Точно, гуся. И что в этом гусе, да? Если смотреть объективно? Кабы он с голоду умирал — ну понятно; если бы гусь ему жизнь спас в голодный год...
— Да! А здесь — исключительно символ!.. — подхватил Федя.
— Конечно. Но если внимательно присмотреться...—Анна слегка склонила голову набок. — Вам не кажется, Федя, что это ещё и символ ничтожности? Ладно бы он прыгнул выше, дальше, быстрее куда-нибудь доскакал... Нет: какой-то жалкий «экстравагантный» прыжок. Просто лошадь ногой зацепилась. И это — главное, что случилось с ним в жизни. У вас не возникает этого ощущения мелочности, ничтожности?..
