А когда Арагорн вернулся, спеша отправиться в путь, ведущий через «Врата Мертвых», ее боль стала еще острей. Ее надежды обратились в прах (что неизбежно случилось бы, рано или поздно): мало того, что Арагорн вернулся не ради нее и не слышит ее мольбу, не берет с собой; он все время напоминает о долге – о том, что держит ее в плену. А она мечтала о свободе и надеялась на Арагорна, не признаваясь себе в том, что ее любовь к нему – всего лишь соломинка утопающего.
«- Господин мой, - сказала она, - если иного пути нет, позволь мне отправиться с тобой. Я устала прятаться среди холмов и желаю встретить опасность и смерть лицом к лицу.
- Твой долг – быть со своим народом, - ответил он.
- Как часто твердят мне о долге! – воскликнула она. - Но разве я не дочь Эорлингов? Разве нянька, а не воин? Довольно я ходила за немощным. Но нужды в этом, кажется, больше нет - и что же, я не могу распорядиться своей судьбой так, как хочу?
- Не многим удается сделать это с честью, - ответил он. – Но что до твоей участи, госпожа: разве ты не согласилась править народом Рохана, пока не вернется король? Если бы выбор не пал на тебя, это бремя легло бы на плечи одного из маршалов или военачальников, и он не мог бы оставить свой пост, даже будь ему эта ноша в тягость.
- Неужели на меня всегда будет падать выбор? – произнесла она с горечью. – Неужели мне все время суждено оставаться, когда Всадники уходят, и хранить дом, пока воины стяжают славу, чтобы, возвратясь, они нашли пищу и кров?
- Быть может, вскоре наступит время, когда не вернется никто, - ответил Арагорн. - Тогда нужна будет доблесть без всякой славы, потому что некому будет вспомнить подвиги последних защитников этой земли. Но от того, что их некому будет славить, они не станут менее славными.
И она ответила:
- Все твои слова значат лишь одно: ты женщина, твой удел – дом. Но когда мужчины погибнут в битве, стяжав себе славу, тогда изволь, можешь сгореть вместе с домом, который мужчинам больше не нужен. Но я не служанка, я дочь Эорла. Я могу ездить верхом и владею мечом, и не страшусь ни боли, ни смерти.
- Чего же ты страшишься? – спросил он.
- Клетки, - ответила она. - Боюсь просидеть взаперти, пока не состарюсь и не смирюсь с неволей, пока время доблестных дел и мечты о них не уйдут без возврата.
(...)
День занялся в небе, но солнце еще не поднялось над высокими хребтами на востоке; Арагорн стал собираться в путь. Следопыты уже сидели верхом, и он собирался вскочить в седло, когда появилась Леди Эовин, одетая как Всадник; на поясе у нее был меч. Она желала попрощаться с ними.
