«И она взглянула на него и увидела, что взгляд его серьезен и нежен, но в то же время она поняла, ибо была дочерью воинов, что ни один из Всадников Марки не одолел бы его в бою.
- Чего ты желаешь? – сказал он снова. – Я сделаю все, что в моей власти.
- Я хотела бы, чтобы ты приказал целителям отпустить меня, - сказала она; но хотя в ней все еще говорила гордость, сердце ее дрогнуло, и впервые в нем зародилось сомнение. Она подумала, что этот высокий человек, суровый и мягкий в то же время, решит, что она просто капризна, как ребенок, которому не хватает терпения, чтобы выполнить скучную работу до конца.
- Я и сам теперь под опекой целителей, - ответил Фарамир, - и Правителем Города не являюсь. Но, в любом случае, я прислушался бы к совету врачей и не стал перечить им в деле, в котором они смыслят более меня.
- Но исцеления я не ищу, - ответила она. – Я хочу отправиться на войну как брат мой Эомер, или лучше, как король Теоден, ибо он умер и почил в мире и славе.
- Леди, даже если бы у тебя были силы, уже слишком поздно идти вслед за войском. Но, быть может, смерть в бою все равно нас настигнет, хотим мы того или нет. И тебе легче будет встретить ее достойно, если ты будешь слушаться целителей, пока есть время. Нам всем, и мне и тебе, следует запастись терпением.
Она не ответила, но ему показалось, что в ней что-то смягчилось - так жгучий мороз отступает, заслыша первое, еще слабое дыхание весны. Слеза потекла по ее щеке, словно блестящая капля дождя. Ее гордая голова поникла. Потом тихо, будто себе самой, она сказала:
- Но целители велят мне еще неделю провести в постели. И окна моей комнаты не выходят на восток. – Теперь она была простой девушкой, юной и печальной».
В обществе Фарамира Эовин сразу стало уютно, поэтому она покорилась ему. Она по-прежнему твердит, что «не желает бесед ни с кем из живущих», что она «воин, чья рука тяжела», но ей все равно приятно слышать слова Фарамира. Она еще ни в чем не уверена, однако так хорошо чувствует, что Фарамир принял ее такой, как она есть, что не может не подумать: «А вдруг и меня можно любить?» И, почти не сопротивляясь, Эовин соглашается с его словами о том, что нужно запастись терпением, что у событий свой ход, и с этим нужно смириться. Эовин было необходимо услышать эти слова, и сказанные именно так; ей было нужно, чтобы столь же доблестный воин, как она, убедил ее в том, что главная их задача в ту пору – побыть наедине с собой, найти себя. И под влиянием его примера она в конце концов складывает оружие (и похоже, добровольно – хотя с изумлением, и не оставив печали). Фарамир хорошо знает себя и владеет собой, и потому может принять верное решение; и мы видим, как важно быть цельной личностью – тогда нам не грозит опасность бесконечно ходить по кругу. С первой минуты Эовин попадает под обаяние Фарамира, ощутив в нем одновременно и внутренний покой, и целеустремленность. Не исключено даже (хотя лучше об этом судить женщине), что она уже влюблена в него, и рискует «заигрывать» с ним, пуская в ход свои капризы (как, полагаю, поступает каждая женщина, когда уверена, что нравится мужчине). Только Эовин очень горда и надменна, и ее самолюбие так уязвлено, и до такой степени поработило ее, что она не уступает, пока Фарамир не говорит ей в лицо всю правду о ней – и Эовин уверяется в том, что он принимает ее целиком, безусловно; лишь тогда она понимает себя и принимает такой, какая есть (ведь она и вправду была стоящим человеком), - лишь тогда она обретает свободу любить и быть любимой.
