— Двух месяцев будет достаточно, — огрызнулся Лин, — если вас интересует моя точка зрения.
— Ну вот и отлично, — сказал Барни. — Лин отправится в прошлое с викингом и научить его английскому языку, а мы прибудем со съемочной группой через два месяца по викинговскому времени и приступим к съемкам фильма.
— Я еще не дал своего согласия, — настаивал Лин. — Опасность…
— Интересно, насколько это приятно — быть величайшим и единственным во всем мире специалистом по старонорвежскому языку? — вкрадчиво спросил Барни, уже успевший приобрести некоторый опыт в общении с академическим умом, и отсутствующее выражение на лице Лина показало, что стрела попала точно в цель. — Отлично! Подробности мы обдумаем позже. А теперь почему бы вам не отправиться к Оттару и не попробовать объяснить ему все это? Не забудьте упомянуть про деньги. Мы заставим его подписать контракт и включим статью о неустойке, так что вы будете в полной безопасности, пока у него не угаснет желание получать монеты.
— Ну, это можно, — согласился Лин, и Барни понял, что доктор пойман на крючок.
— Отлично! Отправляйтесь к Оттару и объясните, чего мы от него хотим, а пока вы будете его обрабатывать, я свяжусь с отделом контрактов и попрошу их составить один из тех, на первый взгляд законных, пожизненных каторжных контрактов, которыми они славятся. — Барни нажал на рычажок селектора. — Соедини-ка меня с контрактным, Бетти. И где же, наконец, мой бензедрин?
— Я звонила в амбулаторию час назад, — проквакал селектор.
— Позвони еще раз, если хочешь, чтобы я не протянул ноги после полудня.
Как только Йенс Лин вышел из кабинета, в дверях появился миниатюрный человек восточного типа с кислым выражением физиономии, одетый в розовые брюки, вишневого цвета рубашку и спортивную куртку из твида.
— Привет, Чарли Чанг, — рявкнул Барни, протягивая руку. — Не видел тебя сто лет.
— Действительно, сто лет, — согласился Чарли, широко улыбаясь и тряся протянутую руку. — Счастлив снова работать с тобой.
Они терпеть не могли друг друга, и как только их руки освободились, Барни зажег сигарету, а на лице Чанга улыбка превратилась в обычную кислую гримасу. — Что-нибудь наклевывается, Барни? — спросил он.
— Широкоэкранный фильм на три часа с солидным бюджетом, и ты — единственный человек, который мог бы написать сценарий.
— У нас уже не хватает книжных сюжетов, Барни, но я всегда считал, что «Песня Соломона», полная секса, но без примеси порнографии, была бы…
