Обожание | страница 43



ЭЛЬКЕ

Год за годом Вера сеяла смуту среди обитательниц деревни, открыто флиртуя с их мужьями и всем своим образом жизни яростно доказывая, что женщина может быть независимой.

Андре тоже стал каждый день покупать у нее газету. Его сводила с ума быстротечность времени, он разочаровался в Жозетте, жаждал понимания и чувствовал непреодолимое влечение к рыжей красавице. И маленький мальчик Космо понял, что между его отцом и Верой существует особая связь.

Все это было так давно, сказал он мне однажды, что мои воспоминания похожи на сны, я ведь никогда не осмеливался говорить об этом с отцом. Но я до сих пор помню, как Вера прикасалась к моему лицу, помню, какими нежными были ее ладони, вижу ногти, покрытые красным лаком, я до сих пор чувствую аромат ее духов на запястьях… руки моей матери были совсем другими, они всегда делали что-нибудь полезное. Ни разу в жизни она не сделала попытки выразить себя…

Мы шли по улице, и Космо жестикулировал на ходу, показывая мне розового фламинго, пламя, лижущее полено в камине, звучащую арфу.

Вера брала мое лицо в ладони, повторил он, и долго вглядывалась в него своими сапфировыми глазами. Взгляд тревожил мне душу. И сегодня, когда я встречаю ее на улице…

У меня сохранилось всего одно четкое воспоминание об этой женщине — даже не о ней, а о ее доме. Мне было года четыре или пять, когда отец отвел меня туда… Представь: я сижу один в гостиной и смотрю на пепельницу, в которой догорает сигарета. Должно быть, Вера закурила и тут же оставила ее, они с отцом ушли в соседнюю комнату и закрыли за собой дверь… На золотистом фильтре остался след красной помады — он кажется мне самой волнующей вещью на свете, отпечаток губ красивой женщины на золотистом, в белую крапинку, фильтре недокуренной сигареты. Я сижу и жду отца, сигарета тлеет, табак превращается в пепел, сохраняя — удивительное дело! — форму цилиндрика, как будто у меня на глазах возникает призрак сигареты… Почему я так пристально в нее вглядывался? Может, из соседней комнаты доносились какие-то звуки? Может, отец использовал меня как прикрытие для визита к любовнице? Я задумываюсь об этом сейчас, но тогда этот вопрос мне в голову не приходил. Может, он сказал Жозетте, что поведет меня покупать ботинки, а сам целуется и обнимается с Верой в комнате за закрытой дверью, занимается с ней любовью, пока я, замерев, созерцаю медленную идеальную метаморфозу сигареты и жду, когда столбик пепла не выдержит собственного веса и наконец распадется? Но на этом воспоминание обрывается…