«Ты знаешь Веру?» — спросил он ни с того ни с сего, не дав мне додумать мысль до конца.
Веру? Я была сбита с толку. Да, я ее знаю…
Не так чтобы очень хорошо, но… Я знала, что Вера торгует газетами в магазинчике на площади и любит в одиннадцать утра зайти в «Фонтан» — выпить ликера и разгадать кроссворд. В те времена женщины почти никогда не ходили по кафе и ресторанам в одиночку. Да что там «почти» — такого вовсе не бывало. Даже какая-нибудь заезжая парижанка чувствовала бы себя неуютно, зайди она без спутника в «Фонтан»… Но Вера была исключением: мужчины радостно ее приветствовали, а у нее для каждого находилась улыбка.
ЖОЗЕТТА
Ха-ха! Если бы только улыбка…
ЭЛЬКЕ
Женщины, само собой разумеется, считали ее шлюхой: в пятьдесят лет она все еще красила волосы хной, пользовалась помадой и носила яркую одежду… Ничего другого я тогда о Вере не знала, и Космо меня просветил.
Вера была чужой: родилась она в небольшом городке километрах в шестидесяти от нашей деревни и поселилась у нас вместе с мужем только во время войны. Оба участвовали в Сопротивлении и были, несмотря на молодость, убежденными коммунистами. Уже тогда деревенские отвергали ее — она была слишком хороша собой и слишком откровенно выражала свои политические взгляды. Но когда в июле 44-го немцы убили Вериного мужа и она осталась вдовой в двадцать пять лет, ее начали бояться. Решение остаться в деревне было чистым вызовом. Вера открыла газетную лавку и за несколько месяцев приобрела обширную клиентуру — постоянную и сугубо мужскую. У Веры был хорошо подвешенный язык, она часто смеялась, и мужчины любили поболтать с ней: синим чулком она не была, а говорить могла о чем угодно — от Алжирской войны до цен на пеньку.
ЛАТИФА
Я хотела бы высказаться насчет Алжирской войны, потому что мой муж Хасан не сможет дать показания, он недостаточно хорошо говорит по-французски и вообще уже давно почти не разговаривает — даже по-арабски, если хотите знать мое мнение, это и ваша вина, когда я говорю ваша, то имею в виду французов, хоть и не знаю, француз ли вы, ваша честь, но, уж наверное, француз, и к тому же коренной, кожа-то у вас белая, как у Романистки, я бы удивилась, будь вы смуглым или чернокожим, ну да, это возможно, в наши дни в судах кого только не увидишь, но я бы, честно, удивилась, так о чем это я, ах да, у меня нет против вас предубеждения, но вы частично виноваты… А? Моя очередь выступать все еще не подошла? Ладно, я подожду, но вы, надеюсь, скажете, когда мой черед наконец наступит, потому что у меня тяжело на сердце, так тяжело…
