— Аль с утра кого отпевать? — пробурчал Пафнутий и с придыхом отхлебнул из кружки. Квас был кислый, перебродивший и перекосил попу лицо.
Пелей поклонился хозяевам и сказал:
— Тут, батюшка, человечек к тебе. Сказывает, богомаз.
— Каким ветром его надуло?— буркнул Панфутий.
— Из Киева, сказывает, от самого Поликарпа.
— Ишь ты,— сказал Пафнутий и степенно разгладил на стороны седеющую бороду.— Ну так кличь его. Неча гостя томить на воле.
— Здеся он,— подобострастно пискнул Пелей и толкнул костылем дверь.
Вошел Зихно, с порога перекрестился на образа. Набожность богомаза понравилась попу. А еще как-никак человек из Печерской лавры. О богоугодных делах игумена Поликарпа все были наслышаны. Пафнутий оживился, кивнул на лавку.
Зихно сел. Тяжело переваливая грузное тело, Степанида взяла с полки и поставила перед ним кружку. Пафнутий наполнил ее квасом.
— А ты сгинь,— приказал он Пелею. Служка, стуча костылем, нырнул за дверь. Степанида снова встала у печи, придерживая скрещенными руками обвислые груди. Лицо ее было невозмутимо, как у языческого идола. «Вот ведьма!» — выругался про себя поп. Богомазу он сказал:
— Кличут тебя как?
— Зихно.
— Из Новгорода?
— А ты как догадался?
— Имечко за тебя говорит,— усмехнулся Пафнутий.
— Ловко.
Поп покряхтел и зло зыркнул на Степаниду. «Всё-то ей надо знать. Шла бы лучше приглядеть за хозяйством. Коровенки, поди, не кормлены».
Попадья и бровью не повела, продолжая все так же невозмутимо стоять у печи.
— Далеко ли путь наладил? — едва сдерживая раздражение, скопившееся против жены, спросил у богомаза поп.
— Думал податься ко Владимиру,— объяснил Зихно,— да вот проведал, что на Москве новую церковь срубили, а расписать ее некому. Ежели что, я бы с охотой.
Степанида хмыкнула, но Пафнутий отнесся к словам богомаза со вниманием.
— В цене сойдемся ли? — усомнился лишь он.
— А я многого не запрошу,— ответил Зихно.
— Ан запросишь,— прищурясь, покачал головой Пафнутий.
— Да вот мое слово,— сразу успокоил его Зихно,— харч чтобы твой да одежка.
— Всего-то и делов?! — чуть не подпрыгнул от радости Пафнутий. Степанида снова хмыкнула, но он, уже не таясь, осадил ее взглядом.
— Всего-то и делов,— кивнул Зихно, с томлением вспоминая Злату.
— Ну и ну-у,— протянул поп и вдруг выпалил: — А не выгнали тебя из лавры-то?
— Сам ушел.
— Поликарпу не приглянулся? — продолжал въедаться Пафнутий.
