Гхола?
Он стал искать в библиотеке более подробные объяснения этого странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь самые скупые сведения: «Гхолы — люди, выведенные из кадавровых клеток в акслольтных чанах Тлейлакса».
Акслольтные чаны?
— «Тлейланское устройство для воспроизведения живого человеческого существа из клеток кадавра».
— Опиши гхолу, — потребовал он.
— «Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминания своего исходного „я“».
Акслольтные чаны.
Данкан научился читать между строк, открывать недосказанное людьми Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он уже понял!
«Я — гхола».
К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила на задний план его восприятий. Десятилетний мальчик безмолвно сидел перед сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.
«Я — гхола».
Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались до уровня новорожденного. Его первые воспоминания — Гиэза, берущая его из колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень скоро истаял до настороженности и скрытной сдержанности.
Это было, как если бы вся информация, которую ему с таким трудом удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела наконец единый фокус — Он Сам.
— Расскажи о Бене Тлейлаксе, — потребовал он от библиотеки.
— «Это народ самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и Господинов. Лицевые Танцоры — бесплодные мулы и подчинены Господинам».
«Почему они со мной это сделали?» — думал он.
Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасными. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на глухую стену, а того, что получит ответы.
«Почему я настолько важен для Шванги и других?»
Он почувствовал, что с ним сделали что-то неправильное, даже Майлс Тег и Патрин. Разве это правильно — брать клетки человека и производить гхолу?
С огромным колебанием он задал следующий вопрос:
— Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?
— «Это осуществимо».
— Как?
— «Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных глубинно сохраняемых рефлексов его исходного „я“, которую возможно спровоцировать нанесением травмы».
Это вообще никакой ответ!
— Но как?
Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя в библиотеку. Значит, что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!
— Со временем тебе все станет ясно, — сказала она.
Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость и отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в его неразбуженном человеческом «я» больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они выше его. Его ненависть к Шванги достигла высшего накала. Она была воплощением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния, отказываясь отвечать на вопросы.
