В ближайшие часы они обсудили проблемы объединения астрономии и истории, живописи и музыки, искусства в целом и жизни, а также выяснили цвет волос и глаз уже знакомой нам кассирши (впрочем, Сергей Елисеев ее не видел, хотя охотно подавал реплики), определили расстояние между своими домами в Москве, нашли по крайней мере трех общих знакомых, и еще столько же людей каждый из них жаждал познакомить с другим.
Когда-то путешествия длились месяцами, и за это время спутники успевали сблизиться настолько, чтобы доверить друг другу самые жгучие свои тайны. Теперь, вместо этого, люди оказываются вместе лишь на дни, а то и часы; но и их во исполнение древней традиции хватает для прихода к душевным признаниям. Но поскольку Сергей всего лишь подавал реплики — и не только при обсуждении кассиршевой внешности, — то первым начал изливаться Юрий. И слава богу. Думаю, окажись он не главным оратором, а прежде всего слушателем, вряд ли смог бы завоевать доверие своего куда более сухого — в прямом и переносном смысле — соседа.
Правда, когда речь зашла о коллекционировании Юрием примет, то улыбка собеседника, словно бы даже не изменившись, все-таки перестала нравиться Юрию. Поэтому он довольно неуклюже оборвал разговор замечанием, что уже утро и стоит немного поспать.
А проснулся — судя по циферблату “Полета” на запястье — часа через два, разбуженный довольно громким щелчком двери. Быстро засыпать Нейстрин не умел, да и стоило переждать неизбежный щелчок двери при возвращении соседа. Того, однако, не было уже десять минут… пятнадцать… двадцать две! Что с ним случилось?
Юрий поспешно натянул лыжные штаны В нынешнее десятилетие всевозможных дорожных одежд иностранного происхождения Нейстрин сохранял, чуть ли не единственный, верность этой одежке казавшихся уже дальними студенческих лет. Выйдя же в коридор, увидел в другом конце вагона соседа. Тот наклонял свое длинное и сейчас чрезвычайно унылое лицо к проводнице и что-то упорно ей втолковывал вполголоса. Она отрицательно качала головой, потом громко засмеялась и ушла в служебное купе.
Сергей постоял, глядя в пол, потом махнул рукой и кинулся в тамбур. Тяжело стукнула дверь. Вернулся он в купе только через час, мрачный, с остановившимся взглядом и поджатыми губами.
Еще час приходил Сергей в себя, а потом сказал Юрию, которому так и не удалось заснуть:
— Через десять минут станция. Прогуляемся? Хочется подышать свежим воздухом.
— По вас видно, — грубовато, но заботливо отметил Юрий.
