- Сейчас пойдём гулять, Танюша, — выдавил он, опасаясь показать дочери, что его глаза — на мокром месте.
Он осторожно поднял Татьянку с матраса, перехватил поудобней, отчаянно боясь надавить на какой-нибудь бубон, скрытый под дочкиной лёгкой одеждой. Потом понёс к выходу из конюшни. Петли дверных створок, ещё недавно скрипевшие на все лады, тут вдруг как будто сделались соучастниками побега: не раздалось ни звука, когда Павел впускал в конюшню ночные запахи и звуки.
Он и сам рад был вдохнуть чистый запах осенней холодной ночи. Слишком холодной! Он стянул с себя куртку и укутал ею Таньку. Небо сияло звёздами. Не отставала и Луна. Такой хрустально мерцающий зодиак, во всём его величии, во всей красе, нечасто встретишь осенью. Недавние тучи разогнало, разметало ветром. Перед дверями конюшни стоял катафалк — ровно на том самом месте, где «припарковал» его Павел сутки назад. Задняя дверь была приоткрыта; прямо на полу салона поблёскивал серебром мушкет. Управдом мысленно чертыхнулся: Людвиг мог бы и получше заботиться о сохранности огнестрельного антиквариата, — хотя бы перенес оружие в каптёрку — и то дело.
Погребальный «Линкольн», похоже, не напугал Таньку, — вряд ли она понимала его предназначение, — но Павел всё равно поторопился завернуть за угол конюшни. Там обнаружилась скромная левада — скорее всего, устроенная для большой лошади. Пони в таких площадках для прогулок не нуждались. Управдом обратил внимание, что с левады, видимо, планировалось попадать в конюшню через отдельные двери, напрямую, но дверные створки здесь были схвачены железными скобами и заколочены намертво. Посреди левады, как крохотный айсберг, возвышался камень-валун. Не низкий, не высокий — в самый раз, чтобы примоститься на его холодном боку с лёгкой ношей. Павел присел на камень, баюкая Таньку.
- Я забыла, где тут Большая Медведица? — Дочь зашевелилась на руках. — Ты показывал мне, а я забыла.
- Вон там, — Павел нашёл глазами небесный ковш.
- А Сириус?
- Поищи сама. Помнишь, я рассказывал тебе, что он — самый яркий?
- Нашла, — Танька, одними уголками губ, улыбнулась.
- Умница, — Павел улыбнулся в ответ.
- А звезда Полынь? Где она?
- Что? — отец в изумлении уставился на дочь. — Какая Полынь? Нет такой звезды.
- Есть, — упрямо, как будто вредничала и совсем не была больна, возмутилась Танька. — Ты же сам мне о ней рассказывал.
- Я? Да нет, вряд ли. Точно не рассказывал, потому что нет такой звезды.
- Ой, — лицо Таньки страдальчески скривилось, — Это не ты, это другой мне рассказал. Не выдавай меня, ладно? Мне нельзя было об этом говорить — никому, даже куклам.
