Когда он сообщил ей о результатах вскрытия, жена широко раскрыла глаза.
— Я не верю, — сказала она убежденно. — Этого не может быть!
— Я это видел собственными глазами, — возразил Оливер. — Кирххоф еще никогда не ошибался. На первый взгляд, в самом деле, ничто не указывает на то, что у Гольдберга было темное прошлое. Но более чем через шестьдесят лет многое можно скрыть. Его ежедневник не содержит никакой информации, пара имен и сокращений, больше ничего. Только на сегодняшней дате было написано имя и число. — Он зевнул и потер затылок. — «Вера 85». Звучит как логин электронной почты…
— «Вера 85»? — прервала его Козима и выпрямилась. — Сегодня утром мне кое-что пришло в голову, когда ты упомянул имя Гольдберга. — Она коснулась указательным пальцем носа и наморщила лоб.
— Да? И что же?
— Вера. Вера Кальтензее. Она сегодня отмечала свой 85-летний юбилей у Квентина и Мари-Луизы. Розали об этом рассказывала, и моя мама тоже была приглашена.
Боденштайн почувствовал, как мгновенно исчезла его усталость. Вера 85. Вера Кальтензее, 85-й день рождения… Это могло бы стать объяснением загадочной записи в дневнике погибшего! Разумеется, Оливер знал, кто такая эта женщина. За свои достижения в области предпринимательства, а также за активную деятельность в социальной и культурной сфере Вера Кальтензее, имя которой упоминалось в одном ряду с такими влиятельными женщинами, как Энне Бурда или Фриде Шпрингер,[8] получила бесчисленные награды и премии. Но какое отношение имела эта дама с безупречной репутацией к бывшему члену СС? Ее имя в связи с этим человеком придало бы делу дополнительную шумиху, от которой Боденштайн с удовольствием отказался бы.
— Кирххоф, должно быть, ошибся, — сказала Козима прямо. — Вера никогда не стала бы общаться с бывшим нацистом, тем более после того, как она в 1945 году благодаря нацистам потеряла все — семью, родину, замок в Восточной Пруссии…
— Может быть, она этого не знала, — ответил Оливер. — Гольдберг выстроил превосходную легенду. Если бы его не убили и он не оказался бы на столе Кирххофа, то унес бы свою тайну с собой в могилу.
Козима задумчиво прикусила нижнюю губу.
— Бог мой, как это ужасно!
— Прежде всего, ужасно для моей карьеры, как мне сегодня достаточно отчетливо заявил Нирхоф, — ответил Боденштайн с ноткой сарказма.
— Что ты имеешь в виду?
Он повторил, что сказал ему сегодня шеф.
Козима удивленно подняла брови.
— Я не знала, что он собирается покидать Хофхайм.
