— Он похож на тебя, — сказал он, — уродлив, как жаба.
— Я не ездил в Букестанес, — резко произнес я, — и никого не посылал в твои земли.
— Садись на лошадь, — велел Кнут моему сыну, а потом посмотрел на меня. — Ты мой враг, лорд Утред.
— Да.
— Но полагаю, ты хочешь пить?
— И это тоже, — отозвался я.
Тогда вели своим людям держать мечи в ножнах и скажи им, что это моя земля, и если кто-то будет меня раздражать, то я с удовольствием его убью. А потом приведи их в дом. У нас есть эль. Он не очень хорош, но, наверное, достаточно хорош для саксонской свиньи.
Он развернулся и пришпорил лошадь. Мы последовали за ним.
Дом был построен на вершине небольшого холма и окаймлен древним земляным валом, сделанным, как я предположил, еще по приказу короля Оффы.
На валу возвышался частокол, а за этими крепостными сооружениями стоял высокий дом с остроконечной крышей, дерево потемнело от времени. Кое-где на дереве были вырезаны замысловатые узоры, но теперь их скрыл лишайник.
Над большой дверью были прикреплены оленьи рога и волчьи черепа, а внутри древнего здания высокая крыша поддерживалась массивными дубовыми балками, с которых тоже свисали черепа.
Дом освещался ярким пламенем в центральном очаге. Меня удивило гостеприимное предложение Кнута, но я удивился еще больше, когда прошел в дом, и там, на помосте, с улыбкой слабоумного проныры сидел Хэстен.
Хэстен. Много лет назад я спас его, подарив жизнь и свободу, а он отблагодарил меня предательством. Были времена его могущества, когда его армии угрожали всему Уэссексу, но теперь судьба сломила его.
Я забыл, сколько раз сражался с ни, и каждый раз я побеждал, но он был живуч, как змея, выскальзывающая из-под грабель крестьянина.
Уже многие годы он занимал старую римскую крепость в Честере, мы оставили его там с кучкой людей, а теперь он находился здесь, в Тамворсиге.
— Он присягнул мне, — объяснил Кнут, заметив мое удивление.
— Мне он тоже присягал, — сказал я.
— Милорд Утред, — поспешил поприветствовать меня Хестен, протянув руки и улыбаясь во всю ширину Темеза. Он выглядел старше, он и был старше, мы все состарились.
Его светлые волосы поседели, лицо покрылось морщинами, но глаза по-прежнему были пронзительными, живыми и веселыми. Очевидно, он процветал.
Его руки были в золотых браслетах, на шее висела золотая цепь с молотом, а еще один золотой молот свисал из левого уха.
— Всегда рад тебя видеть, — сказал он мне.
— Не могу ответить взаимностью.
