Пока я росла, мне приходилось видеть тысячи вампов с разных континентов, некоторые из них были столь же броскими и нечеловеческими, как Консул, а некоторые столь же обыденными, как Раф. До сегодняшнего дня я могла побиться об заклад, что всегда смогу распознать мастера, но Томас, живя со мной по соседству, дурачил меня в течение многих месяцев, и, скорее всего, Луи-Сезару при желании это тоже не составило бы труда. Такой расклад определенно меня не устраивал — это заставляло меня чувствовать себя слепой, подобно кому-то из миллионов беззащитных от сверхъестественного мира, поскольку они не в состоянии даже просто ощутить их присутствие. Я выросла в окружении вампиров, но сила, излучаемая членами Сената, не сравнима ни с чем, что мне приходилось когда-либо испытывать. Отсюда вытекал резонный вопрос, что еще я упустила из виду, от этой мысли меня пробрала дрожь.
Луи-Сезар старательно исследовал мое лицо, я не думаю, что в этом была реальная необходимость, это делалось главным образом для того, чтобы дать мне возможность привыкнуть к нему. Но его старания были напрасными. Когда блестящий рыжий завиток, который, освободившись от остальной массы на его шее, задел мое плечо, я подскочила так, словно он ударил меня. Его рука, уже готовая прикоснуться к моим волосам, тут же остановилась.
— Mille pardons, mademoiselle[8]. Но может быть, вы сами заколете свои волосы для меня? Это поможет лучше разглядеть, насколько глубока рана.
Он вручил мне золотую заколку, которую вытащил из своих волос. Я аккуратно, чтобы невзначай не прикоснуться к его пальцам, взяла ее. Мои волосы доходили только до плеч, но мне удалось под его неотступным взглядом, кое-как собрать их в грязный хвостик. Я попыталась уговорить себя, что не стоит поддаваться нарастающей панике, но это не помогало. Некий инстинкт, древнее предпосылок, древнее завуалированных формулировок, упомянутых людьми в литературных источниках, настоятельно требовал, чтобы я бежала и пряталась. Конечно, возможно, это была просто реакция на события уходящей ночи, но какой-то частичке меня он определенно не нравился, и все тут. Я заставила себя сидеть спокойно, пока он проводил свое обследование, пытаясь скрыть, что мои руки покрылись гусиной кожей, и пульс несся по моим венам так, словно я недавно бежала изо всех сил. Я не могла объяснить свою реакцию, но горький опыт научил меня доверять своим инстинктам, а все внутри меня, вопило — сматывайся.
