От этой мысли меня пронзает отвращение. Хороший командир должен вести солдат своим примером, а не отсиживаться за их спинами. Не то чтобы ему это сильно помогло. В любом случае, сейчас это неважно. Надо решить, что с ним делать.
Первым делом проверяю его на всякое оружие. Он глухо мычит, когда я его ощупываю, разок его веки затрепетали, но в целом он не сопротивляется обыску. Хотя все равно ничего полезного у него нет — если бластер и был, то давно сплыл, ножа тоже не видно. Короче, кроме освежителя дыхания в кармане, я ничего не нахожу. Что, судя по зловонию, вырывающемуся у него изо рта со свистящим рваным дыханием, уложит противника лучше всякого оружия.
Помимо прочего не могу не заметить кровь. Этот тип покрыт ей буквально с ног до головы. Она сочится из-под корки грязи, покрывающей его бледную кожу, и пятнами проступает на остатках изорванной одежды. Больших ран вроде не видно, но он точно в беде.
Убедившись, что тип не вскочит на ноги и не нападет едва я отвернусь, я наконец оглядываюсь вокруг и пытаюсь соориентироваться. Большая часть базы Далса располагалась под землей, подальше от любопытных глаз. Однако мой маленький фокус это исправил, и сейчас я стою в центре глубокого гигантского кратера, диаметром метров тридцать. Над головой ясное синее небо. Единственная загвоздка состоит в том, что до поверхности, где заканчивается кратер и начинается небо, по меньше мере метров шесть.
Все завалено обломками — камни, цемент, поваленные столбы, сломанные компьютеры и оборудование, раскуроченная проводка угорожающе искрится. Уловив знакомый запах газа, я понимаю, что стою прямо в сердце гигантской пороховой бочки. Это место может взлететь на воздух в любую секунду. И то, что до сих пор еще ничего не рвануло, можно считать чудом.
Надо убиратьсяотсюда, и быстро! К счастью, несмотря на глубину кратера, вдоль края из завала всюду торчат здоровенные обломки, по которым будет не так сложно выбраться наружу.
Прикинув, где легче всего будет выбираться, начинаю двигаться в ту сторону… и останавливаюсь. Оглядываюсь назад на лежащего типа — могадорца, который так и не пошевелился после последнего стона.
Конечно, можно просто бросить его умирать. И без него забот хватает, да и одним могадорцем станет меньше. Но что-то не дает мне уйти.
Нет, я не размяк. Сейчас уже поздно для моральных терзаний. К тому же, на моей совести уже столько убитых могов, что еще один ничего не изменит.
Интересно, догадывался ли отец, что я на такое способен? А если бы узнал, хоть немного гордился бы мной?
