Тракт лежал среди болотцев и зыбких лабд, обросших осокой и камышом. В вонючей ряске копошились домашние гуси, вытягивая вверх сизые шеи, хлопая крыльями. По буграм буйно разрастался татарник. Широколистый. Колючий. В малиновых шапках. Далеко по степному разнотравью проглядывала желтая кашка, колокольчатые цветки повители, мохнатоголовая стародубка, ромашки, и снежной поземкой перебегал ковыль. Словно лилась раздольная, но очень тихая песня.
«А повитель прячется, ползет, обвивается по тонким стеблям соседних растений, лишь к татарнику не льнет, — подумал Корней. — Никому татарник не люб. Живет один, пышнеет в замкнутом одиночестве. Трава вокруг не растет, боятся его птицы… Все, как бывает и в обыденной жизни».
И покосился на мать. Нагроможденные спереди корзины заслоняли ей дорогу, степное приволье, дымчатый, в мареве, горизонт. Да она и не глядела туда.
Свои труды и заботы Марфа Васильевна строго разграничивала. Не кончив одного дела, не начинала другого. Теперь вот, слава богу, вовремя и выгодно сбыла овощи, не попортила, малой крохи не выбросила. А скоро вишня поспеет, смородина, малина, ранет. Не ахти как много наберется, не возами, а ведрами, но зато по двойной цене. Трудов меньше, а денег больше. Не зря сказано: кто вперед успел, тот шанежку съел, а опоздал, так воду хлебал! Пока горторг раскачается и цену собьет, к тому времени выручка будет в кармане лежать. Вот и премудрость вся…
Тут Марфа Васильевна с присущей ей резкостью критикнула горторговских начальников. Для личного интереса, несомненно, полный простор и воля, когда продавцы в магазинах мух считают, либо в пору, когда от очередей стены трещат. Народищу-то в городе! Каждый покушать хочет. Попробуй-ко, всех насыть! А начальники всякие водятся. Один зада от стула не оторвет, через бумажки торговлей командует. Туда бумажку, сюда бумажку, а товар-то жди-пожди. Другой мастер возле огонька лапки погреть. Третий шебутной, говорливый, но неуправный. Пока товар с базы вывезет, разложит для продажи, половину сгноит. К примеру, взять помидоры. Разве станет этакая нежная овощь ждать? Ну, день пождет, два, а потом ее и даром не надо. И все потому — не своим торгуют, казенным. Казенного, выходит, не жаль! Государство богатое, вроде от их убытков не поморщится. Непорядок, это уж точно, что непорядок!
На сегодня дел еще невпроворот. Успеть хоть мало-помалу позавтракать и опять в хомут. В чулане лежит нестиранное белье. Надо побывать у Баландина: не даром же его кислушкой потчевала. Обещал десять листов кровельного железа «достать», — надо кровлю чинить. Да вот еще, как бы, случаем, не запамятовать: в промтоварном магазине успеть очередь занять за шерстяными платками. И еще забота: ближе к вечеру ведра на коромысло и — к Лепарде в столовую за кухонным сбросом для хряка. Прожорливый стал хряк-то: на день двух ведер сбросов не хватает. Ну, слава богу, зато растет, как на дрожжах. К Октябрьскому празднику можно будет продавать. Откормила, отпоила без затрат. Не сплоховать бы: погода на праздники бывает неустойчивая. Забьешь, а вдруг оттепель. Пожалуй, выгоднее продать живым весом, тогда и мяснику за разруб не надо платить. А Лепарда-то дура ленивая! Иная на ее месте завела бы при столовой свой откормочный пункт…
