«Приют задумчивых дриад» | страница 24



Ворочая при ветре…

Тот же пейзаж, что и в стихотворении «Деревня», только увиденный иным, ностальгическим взором. Перемену настроения у Пушкина, в семье которого тогда уже было двое детей и ожидалось рождение третьего, вызывает вид молодой поросли вокруг двух старых сосен на знакомой дороге в Тригорское. Это «племя, младое, незнакомое» радует взор поэта и пробуждает надежду:

…Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда…
Пройдёт он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

Пушкин желал быть похороненным в родных псковских краях, о чём писал в 1829 году, мысленно возвращаясь в Тригорское, Михайловское и Святогорский монастырь:

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживёт мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.
<…>
Но хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне всё б хотелось почивать.

В этом «милом пределе», где Пушкин обрёл вечный покой, как ему и хотелось, вспоминали великого поэта не только его потомки и друзья, но и приезжавшие сюда литераторы.

Прекрасные поэтические строки о Михайловском и Тригорском принадлежат перу Николая Языкова, гостившего в Тригорском по приглашению своего друга по Дерптскому университету Алексея Николаевича Вульфа, сына П.А. Осиповой от первого брака. Языков подружился здесь с Пушкиным и в стихотворном послании к нему 19 августа 1826 года писал:

С челом возвышенным стою
Перед скрижалью вдохновений,
И вольность наших наслаждений,
И берег Сороти пою.

С этими строками перекликается четверостишие из послания к А.Н. Вульфу:

Мне всё пленительно в Тригорском,
Всё свято: Пушкин, ты, да я —
Там не в одном вине заморском
Мы пили негу бытия.

Лучшие воспоминания о Тригорском и Михайловском тесно связаны у Языкова с пребыванием в этих краях Пушкина. В стихотворном послании к П.А. Осиповой от 8 декабря 1827 года поэт признавался:

И часто вижу я во сне:
И три горы, и дом красивый,
И светлой Сороти извивы
<…>
И те отлогости, те нивы,
Из – за которых вдалеке
На золотом аргамаке[2],
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер, и Гёте и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый…

Тригорское. «Дуб уединенный»


Поэтическим гимном красоте милых сердцу Николая Языкова мест стало большое стихотворение «Тригорское», посвящённое незабвенной хозяйке имения. В этих мелодичных стихах, созвучных пушкинским ритмам, воспета героическая история псковского края, «где славной старины не все следы истреблены», оживают очаровательные тригорские ландшафты в разное время суток – от лучезарного утра до ночной грозы, повседневные заботы сельских жителей, сцены купания в «гостеприимных струях» студёной Сороти знойным полуднем и вечера в обществе «певца Руслана и Людмилы» «под мирным кровом старейшин сада вековых». Пейзаж вокруг Тригорского в стихах Языкова словно наполнен прекрасной музыкой: