Господин Лерон падал от усталости. Его ноги, годами сгибавшиеся под письменным столом, не выдержали ходьбы по тучному грунту парка, топтания по конюшням, лесного паломничества к Бельфейской божьей матери, – они отекли и ослабели, а ступни ныли от жара и боли, так как адвокат конгрегации, на свою беду, надел для корректности лакированные ботинки. Он с отчаянием взглянул на потолок и пробормотал:
– Становится поздно. Не пора ли вернуться к дамам?
Господин де Бресе был непреклонен только при осмотре конюшни. В отношении же остальных достопримечательностей владелец замка был гораздо сговорчивей.
– Действительно темнеет, – сказал он. – Отложим это до другого раза. Направо, господин Лерон, пожалуйста, направо.
В проеме двери бывший помощник прокурора воскликнул:
– Какие стены, ваша светлость, какие стены! Вот так толщина!
Его худое лицо, сохранявшее спокойствие и равнодушие перед охотничьими трофеями вестибюля, перед исторической живописью гостиной, перед роскошными шпалерами, перед великолепным потолком галереи, перед чудесными книгами в тисненом сафьяне, – теперь оживилось, озарилось, восхищенно засияло. Г-н Лерон наткнулся, наконец, на объект, достойный удивления и восторга, раздумья и морального удовлетворения, – на стену! Его судейское сердце, разбитое во цвете лет, одновременно с его карьерой, вступившими в силу «Декретами», его душа, преждевременно лишенная наслаждения карать, ликовали при виде стены, этого глухого, немого и мрачного сооружения, навевавшего ему восторженные мысли о тюрьме, о карцере, о наказаниях, о социальном возмездии, о своде законов, правосудии, о морали, – одним словом, стены!
– Действительно, стена между галереей и крылом необычайно толста, – подтвердил г-н де Бресе. – Это была внешняя стена первоначального здания замка, построенного в тысяча четыреста пятом году.
Господин Лерон созерцал стену, измерял ее глазами, ощупывал пожелтевшими, крючковатыми пальцами, изучал ее, чтил, обожал, упивался ею.
Войдя в гостиную, г-н Лерон сказал дамам де Бресе:
– Сударыни, я осмотрел достопримечательную библиотеку, которую герцог соблаговолил мне показать. По пути я видел удивительную стену, отделяющую крыло от галереи. Не думаю, чтобы даже в Шамборе нашлось что-либо подобное.
Но ни дамы де Бресе, ни г-жа де Куртре не слушали его. Они были поглощены и взволнованы единой мыслью.
– Жан, – воскликнула г-жа де Бресе, обращаясь к мужу, – Жан, посмотрите!
И она показала ему футляр из красной шагрени, лежащий на столике об одной ножке, около лампы, которую только что принесли. Футляр был в виде шара, увенчанного чем-то вроде наперстка, а спереди украшенного рельефным трилистником. Рядом лежала визитная карточка. На полу у столика, словно белые собачки с голубыми бантами, сгрудились комки папиросной бумаги.
