— Вы хотите жениться на мне, чтобы спасти от тюремного заключения, — с болью в голосе произнесла она. — Не уверена, что могу позволить вам это.
Что-то вспыхнуло в глубине его глаз.
— Сделав вас своей женой, я точно смогу избежать петли.
Дыхание давалось Венеции с трудом. Линвуд все еще поддерживал ее за талию, и ей казалось, что она слышит стук его сердца. Через единственное решетчатое окошко под потолком в камеру проник солнечный лучик, смягчивший черты его лица. Она не знала, может ли доверять ему. Разум говорил одно, сердце — другое.
— Вы же сказали, что сделаете все возможное, Венеция.
Какие бы причины ни крылись за его предложением, он прав. Не сводя с него глаз, она кивнула:
— Да. Можно ли все устроить в срок?
Она понимала, что нужно отстраниться, но вовсе не его рука удерживала ее рядом.
— Мой отец дружен с архиепископом Кентерберийским. Ему не составит труда раздобыть нам священника и выписать специальный документ с нашими именами.
С ее именем на документе. Венеция закрыла глаза, осознавая всю трудность происходящего. Ее имя. Не имело значения, как далеко она сбежала, что делала, чтобы скрыться, правда о ее рождении всегда будет преследовать по пятам и дышать в спину.
Линвуд поджал губы.
— Неужели эта перспектива столь ненавистна вам?
Венеция осознала, какой должна показаться ему ее реакция.
— Вы все не так поняли. Дело в том, что…
Он взирал на нее взглядом столь пронзительным, что она едва смела дышать.
— Так в чем же дело?
В его голосе прозвучала опасная нотка.
Настал момент истины. Чтобы спасти Линвуда, Венеции придется открыть ему то, что скрывала всю жизнь, кем она в действительности доводится Ротерхему. Это признание все между ними изменит. Она сделала глубокий вдох, слегка коснувшись грудью его торса. Он крепче прижал ее к себе.
— Есть кое-что, чего я не говорила вам. Френсис. Мое признание заставит вас пересмотреть предложение.
— Как много мрачных тайн, Венеция. Вылили мы вообще когда-нибудь честны друг с другом?
Всматриваясь в его черные глаза, она различала таящуюся в их глубине ранимость. Протянув руку, провела пальцами по его заросшей щетиной щеке:
— Больше, чем вы можете себе вообразить.
Она никак не могла заставить себя произнести изобличающие слова, но иного пути не было.
— Я не та, кем вы меня считаете. Кем считает меня весь Лондон.
Венеция закрыла глаза, позволив себе раствориться в чувстве близости тела Линвуда, с жадностью впитывая мельчайшие ощущения, тепло его дыхания, омывающего ей щеку, его притягательный, успокаивающий запах, крепость обнимающей руки. Стараясь навсегда запечатлеть в сердце все это, она прижалась к нему в последний раз. Его отношение к ней разительно переменится, когда он узнает правду.
