разных местах: красную – у дерева, которое молнией разбило, зеленую – около того, лилового пятна, морковную – там, где унесло течением мою корову Телку. Под вечер так и тянуло поглядеть, но я удержался. А в понедельник (или когда там?) у меня глаза на лоб полезли: стоят островки и стоят – красный, морковный, зеленый.
Отправился я опять в Янауанку, к главе общины, но дон Раймундо Эррера был в Тапуке, на крестинах у Медардо Руиса, который на восьмом десятке еще одного ребенка сплодил. Ах ты, нехорошо! Когда наш отец Часан заклинал сатану, в самое это время, повстречал я братьев Маргарито, чтоб им лопнуть! Было мне худо. Стоял туман, похолодало, даже эвкалипты меньше пахли, а меня палил жар. Захожу я в кабачок «Метис», а братья там пьют, они быка продали, кстати сказать – чужого. Вот уж не повезло! Я с ними не здороваюсь, прошу две рюмки тростниковой, дон Глисерио наливает, но удивляется, я ведь непьющий. А братья Маргарито – чтоб их всех! – тут и решили, что я пьяница.
– Хитрый вы, дон Магдалено, никто и не знал!
Донья Факунда говорит:
– Это надо отметить! Налей еще одну Магдалено, в кои-то веки нас, бедных, удостоил!
– Что тут отмечать? Не беспокойтесь вы, к чему такие заботы!
– Забота – не работа, была – и сплыла, ха-ха-ха!
Я и не слушаю.
– Видели вы, дон Глисерио, что река творит?
– Течет, надо думать, – говорит хозяин.
– Нет, стоит, остановилась.
– И то хорошо! – болбочет младший Маргарито. – У нас в Янауанке никто не остановится…
Приложил я руку ко лбу, лоб горячий.
– Который день еле движется. Вчера вот…
– Что ж нам, дон Магдалено, на костыль ей сложиться?
– А то мула ей купим! Налейте-ка еще рюмочку, дон Глисерио.
Я ушел. Сами посудите, что еще делать? Овец своих оставил, такой путь прошел, хотел бедой поделиться, а им смех. Нет, что за люди, недоноски какие-то или переношены!
Через три недели река совсем стала.
Зимой она всегда уносила то козу, то корову, то ослика, даже погонщики тонули. А тут дурь нашла – стоит и стоит, как лужа! И что же, почесался кто-нибудь? Власти, префектура? Куда там! В Янауанке даже обрадовались. Теперь говорят: «В Янакоче тоже не чесались». Вот хотя бы прошлое воскресенье, Карвахали праздновали годовщину, как Исаак вышел на свободу, и Янауанка с Янакочей стали препираться, кто виноват, уже и драка началась, а дон Эдмундо Руис, спьяну, скажи нашим:
– Озера им плохи! Чего ж это вы раньше радовались, а? Кто вас за язык тянул?
– Янакоча еще не была портовым селеньем, – говорит Исаак Карвахаль.
