Как только Сент-Анж приехал в деревню, чувства его, долгое время им подавляемые, вспыхнули еще сильнее, и ему стало невозможно далее скрывать их от меня. Я содрогнулась… но затем смогла настолько овладеть собой, что выразила ему свое сожаление.
— Поистине, сударь, — сказала я ему, — вы, верно, совсем потеряли голову, если забылись настолько, что попусту теряете время свое, ухаживая за женщиной, в два раза вас старше. Но предположив даже, что я была бы достаточно безрассудна, чтобы выслушивать вас, то какие вызывающие лишь смех намерения осмелились бы возыметь вы по отношению ко мне?
— Намерения привязать вас к себе самыми священными узами, мадемуазель. Как же мало у вас уважения ко мне, если вы могли предположить нечто иное!
— Сударь, разумеется, я не доставлю никому удовольствия увидеть странный сей спектакль, в котором тридцатичетырехлетняя девица выходит замуж за семнадцатилетнего ребенка.
— Ах! Жестокая, разве заметили бы вы эту ничтожную разницу в возрасте, если бы в сердце вашем горела хотя бы одна из тысячи искр того пламени, что сжигает мое сердце?
— Вы правы, сударь, именно поэтому я спокойна… Вот уже много лет, как подобные признания меня не волнуют и, надеюсь, не будут волновать и впредь, пока Богу будет угодно продлевать жизнь мою на этой земле.
— Вы отнимаете у меня даже надежду когда-нибудь смягчить ваше сердце!
— И даже более, отныне я запрещаю вам вести со мной подобные речи.
— Увы, прекрасная Флорвиль, вы хотите, чтобы я всю жизнь был несчастлив!
— Напротив, я желаю вам счастья и покоя.
— Но без вас это невозможно.
— Да… пока вы не избавитесь от ваших вызывающих смех чувств, кои вы должны были бы уничтожить еще в зародыше. Постарайтесь справиться с ними, обуздайте их, и к вам вернется покой.
— Я не властен над моей любовью.
— Тогда нам необходимо расстаться, дабы вы имели время побороть свои чувства. Вы уедете на два года, за время разлуки пыл ваш угаснет, вы забудете меня и будете счастливы.
— Ах, никогда, никогда! Счастье для меня возможно лишь у ног ваших…
И так как в это время к нам приблизились остальные гости, наш первый разговор был прерван.
Через три дня Сент-Анж, изыскав способ застать меня одну, захотел вернуться к нашей предыдущей беседе. На этот раз я оборвала его столь сурово, что слезы потоком хлынули из глаз его. Он резко удалился, сказав, что я повергла его в отчаяние и что он лишит себя жизни, если я и дальше буду так с ним обходиться… Затем он вернулся и в ярости произнес:
