Предчувствие ли… или нечто иное, что вам будет угодно, сударь, охватило меня при виде этого молодого человека, я вся задрожала, не понимая отчего… едва не потеряла сознание… Не найдя причин для сего странного состояния, я приписала его внутреннему недомоганию, и Сент-Анж перестал тревожить меня.
Но если молодой человек с первого же взгляда произвел на меня столь волнующее впечатление, то подобное воздействие оказала на него и я… Я узнала об этом из его собственных уст. Сент-Анж был исполнен такого почтения к дому, раскрывшему ему свои двери, что ни на минуту не забывался и не давал вырваться наружу охватившему его пламени. В течение трех месяцев он так и не осмелился заговорить со мной. Но глаза его изъяснялись столь выразительно, что невозможно было ошибиться в его чувствах.
Твердо решив не совершать более ошибок, подобных той, что стала несчастьем дней моих, вдохновляемая достойным примером, я раз двадцать была готова предупредить госпожу де Леренс о тех чувствах, что пробудились в молодом человеке. Однако, опасаясь причинить ему неприятности, я все же решила смолчать. Пагубное решение, ибо, несомненно, именно оно стало причиной ужасного несчастья, о котором я вам сейчас поведаю.
У нас было заведено шесть месяцев в году проводить в хорошеньком загородном домике госпожи де Леренс, расположенном в двух лье от Парижа. Господин де Сен-Пра часто навещал нас там. На мое несчастье, в этом году подагра удержала его в городе. Я говорю «на мое несчастье», сударь, потому что, питая больше доверия к нему, нежели к его родственнице, я смогла бы рассказать ему о том, о чем не осмелилась бы поведать никому иному, и его совет смог бы предотвратить грядущее несчастье.
Сент-Анж испросил разрешения у госпожи де Леренс приехать к нам в деревню, и так как госпожа де Дюльфор также просила об этой милости, то разрешение было дано.
Все общество наше весьма стремилось узнать, кто был этот молодой человек. Но ни у кого не было ясных представлений о том, откуда он появился. Госпожа де Дюльфор представила его как сына одного провинциального дворянина, ее земляка. Сам же он, иногда забывая о словах госпожи де Дюльфор, выдавал себя за пьемонтца, что ему и удавалось благодаря своеобразной манере говорить по-итальянски. Он не состоял на службе, хотя возраст его был таков, когда надобно чем-нибудь заниматься, но мы, однако, не видели в нем склонности к какому-либо занятию. Впрочем, необычайно красивое лицо, достойное кисти живописца, скромное поведение, учтивые речи — все это свидетельствовало о прекрасном воспитании. Вместе с тем излишняя стремительность и запальчивость характера временами пугали нас.
