Экзорсист | страница 20



Вот-вот взорвется. Крис поспешила переменить тему: рассказала ему о сценарии, о возможности впервые в жизни снять собственный фильм.

— Так это здорово, — язык у Дэннингса стал заплетаться.

— Но это меня и пугает.

— А, ерунда. Самое трудное в работе режиссера, детка, это заставить других поверить в то, что это работа трудная. Сначала я и сам этого не понимал, ну а теперь — сама видишь: все элементарно.

— Бэрк, если б ты знал, как я мечтала об этом, но вот предложили — и я уже сама в себя не верю. Трудно мне будет, в техническом отношении особенно.

— А ты предоставь это другим: редакторам, операторам, сценаристам. Найди хороших ребят, и они тебя вытянут. Главное в нашем деле — это работа с актерами, а тут ты всем дашь сто очков вперед. Ты ведь не только рассказать им все сможешь, но и — показать тоже. Вспомни Пола Ньюмана, “Рэйчел, Рэйчел” — и давай-ка успокаивайся.

Но Крис никак не могла успокоиться.

— И все же — об этой самой технической стороне. — Пьяный ли, трезвый, Дэннингс был великолепным режиссером и мог оказать ей неоценимую помощь.

— Ну например? — спросил он.

Битый час вгрызалась она в гранит режиссерской науки. Разумеется, все, о чем говорил сейчас Дэннингс, можно было найти и в литературе, но Крис уставала от книг; прочитать человека от корки до корки — вот это другое дело. От природы цепкая и любознательная, она научилась овладевать собеседником и — выжимать его до последней животворной капли. Ну а книгу не выжмешь, не кольнешь словом, не рассечешь вопросами до самой сердцевины. Там всегда все “следовательно”, “совершенно ясно, что” и “как известно”; а откуда известно и почему все так ясно — Бог его знает. Книги — они как Карл: непроницаемы и непостижимы.

— Главное для тебя, дорогая, найти отличного специалиста по монтажу. — К Дэннингсу постепенно вернулось привычное добродушие; кажется, опасный момент миновал. — Такого человека, с которым ничего не страшно.

Коротким смешком режиссер дал понять, что урок окончен.

— Прошу прощения, мадам. Вы что-то хотели? — Карл стоял в дверях; вид у него был самый что ни на есть предупредительный.

— Привет, Торндайк, — хихикнул Дэннингс, — или как тебя — Хайнрих? Никак не могу запомнить.

— Меня зовут Карл.

— Ах да, конечно. Запамятовал, черт меня подери. Слушай, Карл, ты там у себя в гестапо чем занимался — общественными отношениями или общественными организациями? Есть тут, вроде бы, разница — не понимаю, какая.

— Ни тем, ни другим, сэр. Я швейцарец.