— Вы приняли кружку за автомат, выдающий шоколадки? — рассмеялась Жофи.
— Вот именно. Священник, помнится, читал «Отче наш» — была торжественная месса. И мне, пятилетнему мальчугану, запомнились слова молитвы. С тех пор, стоит мне услышать слова «церковная кружка», как сразу приходит на память: Sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum…[1] Забавно, не правда ли?
Балла, который внимательно разглядывал распятие, поднял глаза на говорившего.
— Не следует обобщать. Эта способность присуща не всем. Конечно, ассоциативное мышление — характерная черта человека, но чтобы пятилетний ребенок запомнил совершенно непонятную ему фразу… Для этого нужно иметь вашу голову, милостивый государь, с логическим мышлением детектива.
— Не думаю, — начал Сакач, но его перебили:
— А Моцарт? Стоило ему только раз прослушать в Сан-Пьетро Allegri Miserere, и он дома безошибочно воспроизвел музыку на бумаге!
— То Моцарт, а я… — Сакач снова не окончил фразу. На сей раз его перебил Балла:
— Мы слишком мало знаем о работе нашего мозга. Несмотря на стремительное развитие медицины, обогащенной достижениями кибернетики, я сомневаюсь, чтобы в ближайшем будущем удалось достигнуть подлинного успеха. Не скажу, правда, что ignoramus et ignorabimus[2], но… — Профессор на мгновение умолк, махнул рукой и продолжал: — Впрочем, это не наша задача. Мы — физики, и у нас другие проблемы.
Он оглядел присутствующих, словно ожидая подтверждения с их стороны. Двое молодых ученых усердно закивали, Жофи не могла скрыть смущения, Габор пожал плечами. И тогда быстро заговорил Сакач:
— Право же, я вовсе не причисляю себя к гениям, отнюдь. Все дело в том, что восприимчивый мозг пятилетнего ребенка невольно запечатлел обрывки латинских фраз, и они врезались ему в память. А вот все то, что заставляли меня зубрить, я, кажется, благополучно забыл.
— Зубрежка редко остается в голове, — назидательно сказал Балла. — Что вы имеете в виду?
— «Отче наш» по-венгерски.
— А ведь я тоже в детстве часто слышала эту молитву, — засмеялась Жофи. — Мама всегда говорила: это надо знать назубок, как «Отче наш».
— Вряд ли я смогу безошибочно повторить всю молитву, сказал Сакач и тут же зачастил: — Отче наш, иже еси на небеси… прости нам долги наши, яко мы прощаем должникам нашим… должникам нашим… — повторил он и умолк, потом вопросительно взглянул на профессора. Тот рассмеялся и продолжал скороговоркой:
— И не вводи нас во искушение, но избави нас от лукавого, ибо твое есть и царствие, и сила, и слава во веки веков, аминь!
