— Вы м-майор? — спросила Юлька.
— А что?
— Н-ничего. Так, — глуховатым голосом сказала Юлька. — Я так. Я думала, что вы майор.
— А какое это имеет значение? — спросил он с интересом.
— Н-никакого, — сказала Юлька. — Зачем вы ходите? Вам нельзя так много ходить.
— Почему нельзя? — спросил он почти сердито, и Юлька поняла, что ему и в самом деле нельзя много ходить.
— Потому что сыро, холодно. Так вас никогда и не вылечат.
— Я завтра уезжаю. Вылечился…
Юльке послышалась какая-то странная усмешка в его голосе, она приняла ее на свой счет. В другое время этого было бы достаточно, чтобы снова сказать что-нибудь резкое, но на этот раз она лишь спросила с обидой:
— И почему это все взрослые так не любят друг друга?
— Почему не любят?
— Не любят! Я это чувствую по себе.
— Ты взрослая?
— Взрослая, — сказала Юлька.
Он непонятно прищурил глаза.
— Видишь ли, — сказал он, доставая из кармана сигареты и закуривая. Значит, ты выросла и сделалась равной с ними, со взрослыми. Такой же, как они сами… Наверно, они ждут от тебя чего-то серьезного — пришла пора. А ты не привыкла к этому. Наверно, они хотят, чтобы ты берегла то, что берегут они… А ты не готова?
Юлька вдруг вспомнила, как стояла она в музее перед фотографией и как казалось ей, что держит она в руках что-то большое, драгоценное. И как внезапный гнев вырос в ней, когда мимо нее и Егора Витановича бесцеремонно и равнодушно прошли мальчишки, разыскивая старинный мушкет. Быть может, точно такое же чувство испытывали взрослые к той, к прежней Юльке?.. А она, ничего не поняв, отгородилась от них враждебной броней необщительности…
Он затянулся. Знакомые колечки папиросного дыма поплыли над Юлькиной головой, запах его смешался с запахом опавших, не сумевших почему-то пожелтеть листьев. У Юльки закружилась голова, она вцепилась руками в мокрую спинку скамьи и сказала шепотом:
— Курить вам тоже нельзя, а вы курите.
— Гм, — сказал он, — все-таки я тебя припомнил. Ты действительно Витаневич!
— Нет! — сказала Юлька.
— Как же твоя фамилия?
— А ваша? — спросила Юлька.
Он засмеялся:
— А если я засекречен? Если я из города Эн?
— А я из Саратова, — сказала Юлька.
— Ну вот видишь! Почти земляки! — воскликнул он. — И все-таки ты Витаневич.
— Простите, я очень спешу, — сказала Юлька, отцепив руки от спинки скамьи.
Она убежала от него, оглянувшись напоследок два раза. И оба раза видела — он стоял посреди дорожки между двумя рядами садовых скамеек и смотрел ей вслед, опираясь на палку. Наверно, ему было трудно повернуться к ней всем своим большим больным телом, и он смотрел на нее, повернув в ее сторону лишь голову. Так иногда смотрят люди со старинных портретов.
