Я вернулся к службе. В назначенный час зажигал королевскую свечу и нес ее за ним следом. В назначенный час я ее гасил. Все шло ровно так же, как всегда, однако – и как-то иначе. Ибо если прежде король, похоже, смотрел сквозь меня, как на кинжал или, допустим, кресло, теперь он меня замечал и даже как-то задумчиво разглядывал.
– Скажи-ка мне, – однажды обратился он, – где ты раздобыл себе такого скакуна?
– Достался мне в наследство, сир, – отвечал я.
– И больше ничего? – спросил он.
– Теперь уже – да, – неохотно признал я. – Больше ничего.
– И на что, по-твоему, такой конь способен? – спросил король.
И впрямь – на что? Не ведая, что ответить, с упавшим сердцем я лишь покачал головой.
– Не знаю, – сказал я.
– Советники мне советуют, – произнес король, – что именно такой скакун, как твой, и такой на нем всадник, как ты, потребны для того, чтобы спасти мою дочь.
Я что-то промямлил в ответ. Принцесса-то пропала еще до того, как я пришел в замок, и, честно сказать, я о ней почти совсем забыл.
– Даю тебе на это отпуск, и если тебе будет сопутствовать успех, ты на ней женишься, – сказал король, уже отворачиваясь от меня. – Но если через три дня ты не вернешься с моей дочерью, тебя казнят.
«Дым-Угрюм! – думал я. – Дым-Угрюм!» Ибо знал я, что не королевские советники тут виной, а мой же проклятущий конь, наследие мое, – это он крепчал, оставляя за собой тела без счета. И еще оставит, я был уверен, трупов стократ, а среди них, быть может, – и мой.
Я обнажил меч и отправился на конюшню, рассчитывая убить зверя. Но едва я вошел, он вздернул голову и вперился в меня своими глазами с искорками крови в них, и стал я кроток, как новорожденный ягненок. Вложил меч в ножны, взял скребницу и вычистил ему зеркальную шкуру до лоска, прежде не бывалого. И пока я чесал его так, он снова проник ко мне в рассудок, и от копыт его по всему разуму у меня остались кровавые отпечатки. Закончив его расчесывать, я уже был спокоен, исполнен решимости и точно знал, что надо делать.
И вот так мы с Дым-Угрюмом выехали из королевского дворца, и за нами темнела туча пыли. Я отпустил поводья, чтобы зверь шел сам, куда ему нужно, и конь быстро перенес меня через холм и дол, обогнул по опушке густой лес – ходко он шел, шагу не сбавлял.
Вдали, меж тем, за кисеею дымки, образовался очерк чего-то громадного и приземистого, оказалось – странной крутой горы. К ней мы и скакали – и вот наконец до нее добрались.
Дым-Угрюм оглядел ее снизу доверху, а затем, фыркнув и взрыв копытом землю, ринулся вверх по склону.
