Наконец Лючия вернулась к нам.
– Ну все, поехали домой.
Молчание было очень долгим.
– Что сказала? – поинтересовался Нелсон.
– Ничего. Я ее не застала. В ашраме оказался мужчина, который говорит по-итальянски. Да, они там все ее отлично знают. Марианна только что ушла в Гималаи. Пробудет в горах до осени…
Мы приехали обратно к Лючии, и когда вышли из машины, она сказала:
– Я устала. Идите спать в мою студию. Там лежит матрас, простыни и пара полотенец. Выключатель – первый у двери.
Нелсон потянулся ее поцеловать на прощанье. Лючия отвернулась.
Над полями светила полная луна. Мы не остановились ею полюбоваться. Я попробовала взвыть, как робкий оборотень, однако Нелсон не засмеялся. Он шел впереди, потому что знал дорогу к сараю, уже остывшему от дневной жары.
Выключатель щелкнул, загорелся старомодный ночник на столике у матраса, на который Лючия положила подушки, чистые белые простыни и тонкое одеяло из красных лоскутов. Наверное, устроила нам постель, когда закончила работу и собралась готовить ужин – как раз когда я решила, что Лючия совсем забыла о нас.
Лампа отбрасывала желтый круг света, к счастью, слишком скромный, чтобы освещать фото художницы с кошкой или рыбу-убийцу в аквариуме. На снимки мне сейчас не хотелось смотреть, чтобы не корчиться от зависти – чувства хозяйки к кошке были куда глубже и нежнее, чем отношение Нелсона ко мне.
Я стянула одежду и нырнула под лоскутное одеяло. Нелсон чуть подождал. Потом и он снял джинсы и забрался в постель, оставшись в футболке и шортах. Ко мне он повернулся спиной.
– Полли, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
Кажется, он скоро уснул. Во всяком случае, я помню, что он спал. Я выключила лампу, и на полу свое место заняли полосы лунного света. Лежа в темноте, я слушала кошачье мяуканье – точь-в-точь как плач новорожденного, все громче; потом вспомнила о летучих мышах.
Вот бы знать, как включается проигрыватель Лючии, который бесконечно воспроизводит Моцарта. Сколько раз уже я слышала это трио, но не могла вспомнить мелодию именно сейчас, когда мне так нужны ее успокаивающие переливы. Мне хотелось помнить ее с точностью до ноты, помнить голоса женщин с их наивным горем – каждая плакала, представляя любимого в опасном странствии, а тем временем ее несчастье невообразимо: любимый подвергнет ее такой жестокой проверке.
Двадцать лет спустя вместе со вторым мужем и детьми я приехала к нашим друзьям в Вермонт. За ужином кто-то взялся вспоминать прошлое – те годы, когда здешние леса кишели сумасшедшими художниками. Вспомнили тех, кого все знали, кто здесь когда-то жил…
