О красота, о грусть! – подумала я ни с того ни с сего. Возможно, впрочем, причина была в том, что перед глазами моими мелькнул прекрасный мальчик, сооружавший замки из песка. Колени его были ободраны.
Снег так и шел. Наверное, он будет идти всегда. Трудно сказать, что нам следует делать в каких бы то ни было обстоятельствах, и уж тем более – когда мы вынуждены сражаться с превосходящими силами погоды. Колени он ободрал, упав с велосипеда.
Я промыла их перекисью водорода, залепила полосками пластыря. Мир сверкал совершенством, море оставляло на берегу усища белой пены. Скоро мы пойдем домой, приготовим сэндвичи, станем рассказывать друг дружке сказки. Читала ли я ему сказку о Снежной Королеве? Не думаю. Она испугала бы мальчика.
Хотя моя мать, до жути походившая на Снежную Королеву, ее мне читала.
В те дни я пошла бы на все, чтобы защитить сына.
Встретившись с ним сейчас – в проулке, скажем, заваленном снегом, – я не смогу растопить его сердце. Моя любовь, в отличие от Гердиной, охладела. Похоже, мы с ним обречены блуждать раздельными путями во мраке нашей собственной выделки – полуслепые, совсем не те, кем были прежде.
Этим и кончается большинство сказок, печально думала я. Не цветущими розами, не началом лета, не рукой, которую держит другая рука.
Пройдет минута, я отдам Фиске затребованные им деньги, суну книгу под куртку и снова выйду на поле сражения.
***
В моем варианте «Снежной королевы» я попыталась вторично использовать некоторые мотивы знаменитой сказки Ханса Кристиана Андерсена – снег, говорящие птицы и цветы, – а заодно и понятия исчезновения и утраты. Мне интересно было не столько пересказать сказку (безукоризненный оригинал пересказывать бессмысленно!), сколько придумать новую историю, мою собственную.
Как и Андерсен, я разбила ее на семь частей, однако на этом буквальное сходство двух сказок более-менее заканчивается. В моей «Снежной королеве» я стремилась передать хотя бы часть того, что всегда зачаровывало меня в оригинале – жутковатое сочетание опасности и тоски по дому, зябкую атмосферу, таинственную и страшную. Самая разительная особенность моей истории – отсутствие самой Снежной Королевы, задуманное мной как своего рода дразнящая пустота в самом сердце сказки, намек на то, что Королева присутствует где-то еще, не только в обличии наркотиков, которые «совратили» сына рассказчицы, но также и в виде более отвлеченных соблазнов тоски по молодости и любви.
