Так-так, значит он просто отвлекал мое внимание, чтобы я не приставал к нему с работой. Я прервал его:
— Да, я знаю. Эта женщина была колдунья, которую вы застали, когда она летала на скелете или на закрученном поросячьем хвостике. Тем не менее пора немного подстегнуть то дело, которым мы сейчас занимаемся. Могли бы вы дать мне толчок, подробно объяснив, как вы узнали, что Дора Чейпин сама себя разукрасила?
Вульф покачал головой:
— Боюсь, что небольшого толчка было бы недостаточно. Я не хочу этим заниматься и напомню тебе только одно: я прочел все романы Пола Чейпина. Дора Чейпин была героиней двух из них. Сам же он появляется во всех. Женщина, которая вышла замуж за доктора Бертона, отвергнув любовь Пола Чейпина, фигурирует, по-моему, в четырех романах из пяти. Я не смог ее найти только в самом последнем. Прочти эти книга, и тогда я буду более склонен обсуждать с тобой те выводы, к которым они меня привели. Конечно, я не буду даже пытаться заставить тебя смотреть на вещи моими глазами. В некотором смысле Бог создал тебя и меня совершенно разными, и напрасно было бы вмешиваться в созданный им порядок.
Фриц вошел в кабинет и сообщил, что ленч на столе.
Иногда мне кажется странным, что мы с Вульфом вообще способны выносить друг друга. Причем различия между нами, по крайней мере некоторые из них, проявляются за столом сильнее, чем где бы то ни было. Он гурман, я — едок. Не то чтобы я не различал хорошее и плохое; в результате семилетнего воспитания на примере кулинарного искусства Фрица я запросто могу установить, где просто отличная еда, а где высшее достижение кулинарии. Суть однако в том, что в еде, оказавшейся у него на языке, Вульф выше всего ценит то, как она воздействует на его вкусовые рецепторы, а для меня самое главное то, что она направляется в желудок. Чтобы было совершенно ясно, я должен добавить, что и Вульф, когда заканчивает дегустацию, никогда не мучается над проблемой, что делать с этой едой дальше. Уж он-то умеет поесть! Я сам видел, как однажды, когда на него напал жор, он с восьми вечера до полуночи смолотил без остатка десятифунтового гуся, в то время как я, сидя в уголке, ел сандвичи с ветчиной со стаканом молока. В таких случаях он всегда ест в кухне.
И то же самое происходит с работой, когда мы расследуем какой-нибудь случай. Тысячу раз я хотел дать ему пинка, видя, как он, исполненный достоинства, несет себя к лифту и отправляется наверх забавляться со своими цветочками, или как он читает книгу и, не торопясь, смакует каждую фразу, или как он обсуждает с Фрицем, где лучше всего хранить высушенные травы, в то время как я бегаю вокруг, чуть не теряя голову от лая, в ожидании, что он укажет мне подходящую нору. Конечно, я признаю, что это великий человек. И когда он говорит о себе, что он гений, он имеет право считать так всерьез, независимо от того, считает ли он так или нет. Я допускаю, что мы ничего не потеряли из-за его пустяковых занятий, но, поскольку я тоже всего лишь человек, я не могу подавить в себе стремление дать ему пинка как раз за то, что он гений. И я действительно чуть было не сделал это, когда он, например, произносил что-нибудь такое: «Терпение, Арчи, если ты съешь яблоко, прежде чем оно созреет, у тебя от этого может быть лишь расстройство желудка».
