Какое-то время мы оба молчали, пока она что-то вбивала в компьютер.
– А кстати, кто осуществляет надзор над всем этим? – спросил я. – Ведь Министерства пропаганды больше не существует.
– Да никто, – ответила она, а потом аккуратно переспросила: – Но вы ж все это сами знаете, да? Это ж часть игры? Типа вы вчера проснулись, и я вам все объясняю, да?
– Я не обязан вам давать отчет ни в чем, – сказал я более резко, чем хотелось, – отвечайте вы на мои вопросы!
– Не-а, – со вздохом призналась она, – тут все как попало, мойфюрыр! Мы ж не в Китае. Вот где цензура лютует!
– Это полезная информация, – заметил я.
Я был рад, что мне не довелось наблюдать, как после войны страны-победительницы разделили немецкий рейх. Это зрелище просто разорвало бы мне сердце. Хотя надо признать, что при том состоянии, в каком находилась страна, хуже мне уже бы не стало. Даже запасы капусты, как я узнал – правда, из документов безусловно пропагандистского толка, – были крайне ограниченны. Зима 1946 года выда лась в общем и целом неблагоприятной. Хотя при ближайшем рассмотрении я не нахожу в этом ничего плохого: согласно древнему спартанскому идеалу воспитания в безжалостной и жестокой обстановке рождаются самые сильные дети и народы, а голодная зима, которая со всей беспощадностью впечатается в память нации, в будущем заставит эту нацию крепко подумать, прежде чем проиграть еще одну войну.
Если верить демократическим летописцам, стоило мне выбыть из активной политики в конце апреля 1945 года, и нас хватило еще всего на одну жалкую неделю боев. Я отказываюсь это обсуждать. Сопротивлению “вервольфов” дал отбой сам Дёниц, а дорогостоящие бункеры Бормана вообще не были использованы по назначению. Даже хорошо, что русские захлестнули Берлин своими ордами, и не важно, сколько жизней они унесли, без жертв в таком деле никак не обойтись. Должен признаться, я с затаенной радостью искал в документах сведения о том, какие горькие пилюли ожидали заносчивых американцев. Но, к моему глубочайшему разочарованию, оказалось, что ни одной.
Трагедия.
Вновь подтвердилось то, о чем я писал еще в 1924 году: в конце войны оказывается, что самые ценные элементы народа самоотверженно пали на фронтах, а в наличии остались лишь отбросы от посредственных до низкосортных, которые себя жалеют или нелепым образом жеманятся, вместо того чтобы устроить американцам подобающую кровавую баню из подполья.
Признаюсь, на этом этапе размышлений я сделал для себя одну заметку. Вообще, любопытно, что, отойдя на некоторое расстояние, получается взглянуть на вещи совершенно по-новому. Я же сам ранее указал на факт ранней гибели на войне лучших элементов народа – и просто поразительно, как я мог думать, будто в следующей войне все пойдет иначе. Так что теперь я добросовестно записал: “На будущей войне вперед идут низкосортные!” Потом мне пришло в голову, что первичное наступление элементов низшего сорта, вероятно, не принесет желаемого успеха, так что я поправил запись на “вперед – посредственные”, а потом на “вперед – лучшие, которых вовремя заменить посредственными, по необходимости – низкосортными”, но, подумав, дополнил “также добавив достаточное количество хороших и очень хороших”. В конце концов я зачеркнул все и написал: “Следует рациональнее распределять хороших, посредственных и низкосортных”, отсрочив пока решение проблемы. Вопреки предположениям мелких душонок фюрер вовсе не обязан всегда знать сразу правильный ответ – он должен быть готов лишь в нужный момент, в данном случае, скажем, к началу новой военной кампании.
