Но не вино служило источником благосостояния большого семейства мсье Жана. Он или его сыновья, выглядевшие вылитым папой, встречались с самыми разнообразными людьми, иные из которых блистали респектабельностью, другие же вовсе не внушали доверия. Спектр его связей поражал – он мог запросто выйти на министра любого правительства или организовать встречу с мафиозным боссом самого высокого ранга. Досье на него были во всех спецслужбах мира, но и он держал досье на все более-менее заметные фигуры в мире международного шпионажа.
Семейная фирма работала, с кем хотела, поставляя секреты за хорошие гонорары, и так искусно маневрировала в зазеркалье спецслужб, что ни у одной из них за всё это время не возникло желания прихлопнуть наглых конкурентов. Просто они всем были полезны. Истинный же размах деятельности семейства скромных виноделов оставался тайной даже для большинства посвященных. Разве что президент Клаба знал, какую роль сыграли связи Жана, например, в создании государства Израиль или подготовке Шестидневной войны. И в кое-чём ещё…
Сказанного достаточно, чтобы понять: мсье Жан был фигурой весомой. При этом его манера общения оставалась раболепной и приторно-навязчивой, словно у мелкого коммивояжёра, вознамерившегося продать вам дрянь за бешеные деньги. И, что интересно, обычно он своей цели достигал. Может быть, в переговорах с ним партнёры шли на уступки просто, чтобы избавиться от его присутствия. По тому же принципу мсье работал и с женщинами, до которых был большой охотник, откровенно гордящийся своими победами и рассказывающий о них всем, кто способен был делать вид, что слушает.
Президент лениво потянулся и гибко вскочил с кушетки. Не глядя, выключил магнитофон, зевнул, и, пробормотав: «The show must go on», подошел к неприметной дверце – похоже, встроенного шкафчика. Но за ней открылся лифт, ведущий в недра горы.
– Господа, я здесь, – громко объявил президент и шагнул в зал, появившись прямо напротив президентского стола.
– Сахиб, – почти хором произнесли члены Клаба, склоняясь перед подростком.
Потёртые джинсы, стоптанные кроссовки, футболка с огромной надписью Pink Floyd – он ничем не отличался от миллионов юнцов всех стран мира. Загорелое чуть скуластое лицо, длинные перепутанные тёмные волосы. Только глубоко посаженные глаза – светлые, как выцветшие. Или, может быть, выжженные. Свет скрытых люминесцентных ламп отражался в них. В таинственном зале, среди важных господ, мальчишка был неуместен, как клоун среди танцовщиц классического балета. Но стоял с непринуждённостью владыки, коим и являлся.
