Он владел миром, но не было мира в его душе.
Этот мир казался ему сном, который он видел, лежа под кроной Птичьего Древа, которое каждую ночь он видел во сне.
В его великолепной резиденции была потайная комната, где в мраморном бассейне было устроено наигрязнейшее в мире болото — туда вечерами и забирался повелитель рублей, франков и долларов, там, в обществе русалок, которых поставлял ему Трифон, он и проводил лучшие часы, с наслаждением поглощая кислые лесные яблоки и земляных червей.
Он ждал знака.
И когда загрохотали орудия, обрушившие снаряды на баррикады Красной Пресни, он вдруг поймал себя на мысли, что не считает это Царство тем местом, где стоило бы умереть.
3.
На рассвете дрогнула стена непролазного леса, рухнули вековые деревья, и по широкой просеке, твердо ступая по свежим щепкам, во главе огромной армии рабочих в деревню явился Царев — в черном цилиндре, черном фраке и черных сапогах до колен, с золоченой клеткой в руках, в которой сидел нахохлившись злой алый петух. За ним выплясывал пьяный до изумления оркестр с орангутаном впереди, который самозабвенно бил в барабан и скалился на зевак страшнозубым ртом. Завидев Птичье Древо, петух в клетке вдруг встрепенулся, забил крыльями и заголосил, повергнув в ужас жителей деревни, которые никогда не слыхали петушиного голоса.
С этого дикого петушиного крика, с запаха свежих сосновых щепок, с рева оркестра и началась новая жизнь. И как всякая новая жизнь, началась со смерти.
В считаные минугы село было стерто с лица земли, свиньи — перебиты из крупнокалиберных ружей выписанными из Англии пулями дум-дум. Оставшихся в живых людей согнали и заперли в построенном за полчаса сарае.
Шеф личной полиции принес Цареву связку книг в кованых переплетах, с литыми серебряными застежками, угловатой флорой и фауной инициалов.
Царев велел бросить фолианты в огонь, процедив при этом сквозь зубы:
— Если хочешь довести дело до конца, никого не слушай. Никого и никогда, даже если потом выяснится, что ты ошибся.
Пятьдесят тысяч рабочих копали и возили землю, а за ними не по дням, а по часам росла высокая насыпь, по верху которой по свежеуложенным шпалам и рельсам, подталкивая людей, полз паровоз с ярко начищенным медным котлом и трубой в форме пузатого бочонка, пыхавшей в небо клубами грязного дыма. В прицепленных к паровозу загонах и на платформах громоздились глыбы каррарского мрамора, пакеты листового золота, янтарные вазы с одуряюще пахнущими экзотическими цветами, бочки с керосином и селедкой, ящики с печеньем и ружьями, клетки с хищниками, разобранные карусели и электрические машины, горы фарфоровых ванн и унитазов, поленницы свернутых в трубы персидских ковров, каждым из которых можно было накрыть село, уложенные в солому греческие и римские мраморы, связанные попарно за хвосты индийские слоны и английские аэропланы…
